© Автор: Митрофанов В.П.
Трансформация аграрных отношений в английском маноре первой половины XVII в. остается в центре внимания отечественной и зарубежной историографии. Автор статьи проанализировал историографический аспект вопроса о файнах в английском маноре. В статье также предпринято исследование речи лендлорда Д’Юэза, произнесенной в манориальной курии перед крестьянами принадлежащего ему манора Лавенэм (Саффолк) в момент вступления лорда в наследство (1631 г.). В содержании речи раскрывается один из способов повышения размеров вступных платежей (файнов) с крестьян-копигольдеров. Уникальность источника позволяет проследить аргументацию лендлорда для обоснования законности повышения файнов. Как антикварий, Д’Юэз достаточно подробно излагает держательскую историю манора, особенно подчеркивая вилланское происхождение копигольдеров. В своей речи он заявляет о существовании тройной связи между лендлордом и крестьянами манора («священная», [«клятвенная»], «сервильная» и «доходная»). Введение новации («доходная часть») в манориальный обычай и создание прецедента в перспективе дали ему возможность изменять размеры файнов копигольдеров по своему желанию, то есть в соответствии с «волей лорда».
The search for methods to increase fines in England in the first third of the 17th century (on the example of Lavenham Manor, Suffolk).
Transformation of agrarian relations in the English manor in the first half of the 17th century is still being studied in Russian and foreign historiography. The author of the article analyzes historical researches concerning the problem of entry fines in the manors in Early Modern England. The article also deals with the speech that the landlord D’Ewes gave in front of the peasants of his manor Lavenham (Suffolk) in the manorial curia at the moment of his entry into inheritance in 1631. Analysis of its content reveals one of the ways to increase entry fines paid by copyholders. The uniqueness of the source allows tracing the arguments of the landlord to justify the legitimacy of raising fines and fixing them in the custom of a manor. Being an antiquarian, D’Ewes outlined in sufficient details the history of his manor, emphasizing the villain origin of current copyholders. He argues in his speech the existence of a triple connection between the landlord and the peasants of the manor («sacred, sworn», «servial» and «reditual» or profitable connection). The implementation of an innovation («profitable part») into the manorial custom and the creation of a precedent gave him a probable opportunity to change the level of the fines paid by the copyholders at his own will (as the will of the lord).
В английской деревне раннего Нового времени происходили существенные изменения, вызванные ломкой традиционных феодальных связей лордов манора и крестьян, в особенности в отношении держательских прав последних на пахотную землю и их рентных отношений с лендлордами. Во многом это определялось процессом так называемых огораживаний, т. е. превращением лендлордами пахотных земель крестьян, особенно копигольдеров, в пастбища для овец или их использованием для каких-либо других целей (парки для разведения оленей, кроличьи садки и т.п.). Нередко этот процесс сопровождался эвикциями (сгоном держателей с земли).
Однако, поскольку в стране действовало законодательство против огораживаний, то лорды маноров не могли по собственному желанию сгонять крестьян-копигольдеров (и тем более – фригольдеров) с их земельных наделов[1].
К тому же существовал манориальный обычай, который регулировал поземельные взаимоотношения лордов маноров и крестьян[2]. Эти факторы заставляли лендлордов, занимавшихся огораживаниями земель крестьян, искать легальные пути конверсии их пахотных наделов в пастбища для овец, шерсть которых высоко котировалась на рынке и в то время являлась национальным богатством Англии.
Одним из инструментов такого рода конверсии являлись т. н. вступные файны. Это были платежи крестьян-копигольдеров лендлордам после истечения срока держания, то есть при заключении договора на новый срок (или при вступлении наследника в земельное держание). Размеры файнов, как правило, регулировались манориальным обычаем. В денежном выражении они чаще всего составляли сумму, равную двухгодичному доходу с крестьянского участка. Однако уже с середины XVI в. файны могли быть гораздо выше указанного уровня. Так, например, в графстве Уэсморленд в приходе Тортвайт за период с 1558 по 1576 гг. эвикции подверглось 30 крестьян, а основным методом этого процесса было существенное повышение файнов. За указанное время они возросли там с 13 шиллингов 10 пенсов до 31 фунта стерлингов 6 ш. 8 п., т.е. почти в 30 раз![3]. Аналогичные факты значительного увеличения файнов в конце XVI — первой трети XVII в. ранее отмечались в отечественной историографии[4].
Разумеется, отечественные историки-аграрники не могли пройти мимо этого явления. Из целого ряда работ отечественных авторов по аграрной истории Англии XVI—XVII вв. в этой связи отметим лишь те, в которых непосредственно затрагивался или рассматривался вопрос о роли и месте файнов в английских манорах данного периода.
Так, еще в начале XX в. А. Н. Савин, анализируя ситуацию в аграрной сфере английской монархии Стюартов накануне буржуазной революции середины XVII в., отмечал стремление лендлордов неуклонно взимать «рельеф» с крестьян в случае наследования или отчуждения крестьянских наделов. Он указывал также на участившиеся жалобы «обычных держателей» (т. е. копигольдеров — В. М.) на частую произвольность поборов, взимаемых с них лендлордами при вводе во владение[5]. Однако этот сюжет аграрной истории Англии того времени он подробно не исследовал, равно как и методы повышения файнов лендлордами.
В своем фундаментальном труде по аграрной истории Англии XVII—XIX вв. В. М. Лавровский, изучая правовую теорию копигольда в юридических сочинениях английских правоведов XV—XVII вв., подробно остановился на анализе знаменитого трактата «Держания» Томаса Литтльтона (ок. 1407 — 1481). В этом трактате Литтльтон показал юридическую природу держания по копии в контексте своей теории, важнейшим моментом которой было положение о наличии «держания по копии манориального суда и на воле лорда манора»[6]. Констатация важности воздействия «воли лорда» на судьбу крестьянского держания в перспективе открывала юридическую возможность произвольного повышения файнов. Далее, исследуя трактат Эдуарда Кока (1552—1634), В. М. Лавровский проследил развитие этим английским юристом XVII в. юридической теории держания на праве копигольда, но при этом не рассматривал вопрос о файнах[7].
В. Ф. Семенов, отмечая рост файнов, полагал, что они становились одним из методов эвикции владений копигольдеров, но способы, которые использовали лендлорды для их повышения, историк не рассматривал[8].
Современные отечественные историки также не обошли своим вниманием вопрос о файнах и констатировали на примере отдельных маноров факт их значительного повышения лендлордами в XVI—XVII вв.[9] Кроме того, М. В. Винокурова отметила правовые возможности и «невозможности» свободных держателей и копигольдеров с точки зрения манориального и общего права. Автор также показала факторы, влиявшие на процесс экспроприации крестьянства, характерные для так называемого периода аграрной революции XVI—XVII вв., но не рассматривала вопрос о методах повышения файнов копигольдеров лендлордами. Она исследовала также правоимущественные отношения в английском маноре XVI — начала XVII в. (на основе изучения материалов нескольких десятков поместных описей в графствах Ланкашир и Уилтшир) как важный аспект истории средневекового поместья[10].
В этой связи не менее важно и ее исследование роли обычая в маноре как правовой и поведенческой основы в процессе складывания прецедента, на котором основывалось общее право средневековой Англии. М. В. Винокурова показала, что обычай можно определить как исторически сложившееся, основанное на повторяемости действий и, таким образом, достигшее устойчивости правило поведения в той или иной сфере жизни, вошедшее в привычку, то есть представлявшее собой особый алгоритм, закрепленный в памяти поколений традиционностью этого «правила-действия». Она подчеркнула, что обычай представлял собой незримый поведенческий вектор, легитимирующий повседневность Средневековья. Ею отмечены и такие важные для судебной практики критерии легитимности обычая как его незапамятность, а также его основательность и надежность. Автор предполагает, что именно обычай мог являться основанием, ядром самого механизма возникновения прецедента (понимаемого в качестве решения суда или должностного лица по конкретному делу, которое принималось за правило при разрешении других аналогичных дел)[11]. Это важное положение, которое учитывалось мною при написании данной работы.
Таким образом, отечественные авторы в целом, отмечая значимость файнов в контексте изменения аграрных отношений в манорах и, в особенности, в процессе огораживаний и лишения крестьян-копигольдеров их наделов, тем не менее, еще не занимались выяснением методов их повышения. Возможно, это было связано с отсутствием в их распоряжении соответствующих источников манориального происхождения, а также каких-либо иных схожего типа материалов.
В англоязычной историографии вопрос о файнах — в контексте эволюции аграрных отношений и процесса огораживаний в Англии XVI в. — затрагивал в начале XX в. Р. Г. Тоуни. Так, анализируя проблему копигольда, он приводил данные источников о росте файнов на примере ряда маноров различных графств[12]. Историк исследовал также специфику файнов как у копигольдеров «наследственных», так и у копигольдеров, которые держали свои участки в течение лишь определенного количества лет (в историографии их именуют «держателями на сроки жизни»).
Р. Г. Тоуни интересовала также непосредственная практика фиксации файнов в манориальных куриях. Он отметил, что в период правления Елизаветы I Тюдор для разных королевских маноров были установлены различные файны и привел примеры этого[13]. В то же время существовали и нефиксированные файны.
Как отметил Р. Г. Тоуни, в практике манориальной жизни наличествовали различные формы фиксации файнов. Они фиксировались, во-первых, на определенные временные сроки (например, по меньшей мере, на сотню лет; англ. by the space of 100 years at least). Существовали, во-вторых, и файны, высота которых при фиксации в манориальной документации определялась степенью дохода с акра земельного держания копигольдера[14].
Историк даже привел данные в таблице по трем манорам, где им были представлены фиксированные и нефиксированные (или частично фиксированные) файны[15]. Причем часть этих сведений он заимствовал у А. Н. Савина, в особенности из материалов его статьи об обычном держании в эпоху Тюдоров[16]. Р. Г. Тоуни привел интересные данные по шести манорам Уилтшира и одному манору Сомерсетшира за период 1526—1569 гг. для 42 держателей. Эти данные обнаруживают рост файнов, особенно в 1560—1569 гг.[17] Отметил он рост файнов и на других примерах[18]. Ценность всех этих наблюдений Тоуни несомненна. Вместе с тем, английский историк не рассматривал методы повышения файнов копигольдеров лендлордами.
В томе, посвященном истории интересующего нас периода и входящем в фундаментальный обобщающий труд британских историков «Аграрная история Англии и Уэльса», историк Дж. Пирс — достаточно кратко — отмечает правовые привилегии лендлордов в манорах Уэльса. Однако вопрос о файнах и методах их повышения им не затрагивается[19]. Что касается маноров в графствах самой Англии, то в другой главе этого же труда А. Эверитт отмечает лишь существовавшие общинные права на земли. Однако, рассматривая процесс огораживаний, он тоже не касается роли файнов в нем[20].
Лишь в контексте изучения реформ при Якове I Стюарте другой британский автор, Г. Бато, отметил попытку заменить произвольные файны фиксированными. В частности, эти попытки имели место в коронных манорах, в которых среди держателей были копигольдеры — для чего в эти маноры в 1609 г. отправили инструкции управляющим. Автор оценил размеры файнов в коронных манорах как «сравнительно приемлемые» по сравнению с файнами в манорах частных лендлордов. Так, по его мнению, файны в коронных манорах снижались в два раза, до размера годовой ренты копигольдеров[21].
Дж. Терск — пожалуй, самый крупный британский специалист-аграрник второй половины XX — начала XXI в., изучавшая многие важные вопросы аграрной истории Англии раннего Нового времени, в том числе и на локальном уровне, отмечала значимость файнов в процессе огораживаний, но в последующих своих работах также не касалась методов их повышения лендлордами[22]. Новозеландский историк Д. Мартин (в своем исследовании о причинах восстания 1607 г. в графствах Мидленда) писал о важной роли повышения файнов в процессе огораживаний, сопровождавшихся эвикцией крестьян в этом регионе Англии в конце XVI — начале XVII в.[23]
Р. Меннинг, анализируя мятежи крестьян против огораживаний (он насчитал 125 таких выступлений) в период ранних Стюартов, показал, что многие из них были направлены против «новых аграрных методов», т. е. огораживаний пахотных земель и «отторжения» общинных пастбищ и пустошей[24]. Приводя множество случаев огораживаний пахотных и общинных земель крестьян, он неоднократно отмечал стремление лордов маноров увеличить размер файнов[25]. Но все же, анализируя юридический статус держаний копигольдеров, автор специально не акцентировал внимание на вопросе о специфике процесса повышения этих платежей[26]. Он лишь отметил, что лендлордам позволялось определять файны для наследственных копигольдеров[27]. Автор привел примеры жалоб крестьян в Тайный Совет и в Канцлерский суд на увеличение файнов лендлордом[28]. Вместе с тем вопрос о методах повышения файнов он не затрагивал.
Проведенный анализ ряда трудов отечественных и англоязычных историков показал, что вопрос о методах повышения файнов лендлордами находится еще в стадии исследования. Видимо, даже манориальные записи не дают ответа на него в полной мере. Дополнить их могут сведения из источников иного рода.
В этой связи любопытный пример предоставляет речь лендлорда Саймондса Д’Юэза перед крестьянами принадлежащего ему манора Лавенэм, являвшегося рыночным центром (англ. market-town) 26 апреля 1631 г., которую он сам же впоследствии и записал. Кроме того, в ней имеются некоторые сведения локального характера непосредственно об аграрной истории: о крестьянах манора, об отношении лендлорда к ним, о развитии самого поместья в разные хронологические периоды и о том, что мы сегодня назвали бы «исторической памятью» по отношению к манориальному миру. Автор настоящих строк частично исследовал этот документ при анализе положения английских крестьян второй половины XVI — середины XVII в.[29]
Этот уникальный источник не только позволяет увидеть один из возможных методов повышения файнов, но также до некоторой степени помогает лучше понять внутренние механизмы процесса аграрных изменений в маноре. Д’Юэз выбрал местом выступления перед крестьянами помещение манориальной курии, так как именно в это время, в 1631 г., он унаследовал манор. Вступив во владение манором, он становился для крестьян новым лордом, и поэтому – в качестве господина – мог вносить в свои отношения с держателями (как и в их обязательства) определенные коррективы, т. е. проявлять свою властную волю в качестве «воли лорда». Кроме того, стоит немного рассказать о личности Д’Юэза с тем, чтобы лучше понять, почему он прибегнул к указанному выше методу обращения к крестьянам манора.
Саймондс Д’Юэз (1602—1650) был известен как антикварий, и знание древних источников (например, «Книги Страшного суда») ему очень пригодилось для аргументации своих новаций в манориальной курии. По вероисповеданию он был пуританином. И хотя, как антикварий, он не создал таких масштабных трудов, как, например, антикварии У. Кемден и У. Гаррисон, но в данном случае он удачно использовал свои знания и навыки анализа старинных источников. Известно, что он окончил Кембриджский университет, а значит, был весьма образованным человеком для своего времени. Большую часть жизни он посвятил сбору рукописей, особенно по истории английского парламента и истории права.
Д’Юэз участвовал и в политической жизни страны. Он был депутатом Долгого парламента от местечка Сатбори (Саффолк) и принимал участие в борьбе против короля в 1642 г. В 1648 г. Д’Юэз стал одной из «жертв» знаменитой «Прайдовой чистки» парламента[30]. Впоследствии, уже после смерти Д’Юэза, его собрание парламентских документов времен правления Елизаветы I Тюдор было опубликовано[31]. Также были опубликованы и его дневники о событиях начала английской революции XVII в.[32] Таким образом, его общая эрудиция (как и знание древних источников) позволяла ему вполне аргументировано обосновать в манориальной курии свое право изменять файны копигольдеров манора.
Манор Лавенэм в графстве Саффолк достался Д’Юэзу по наследству от отца. Этот манор можно считать крупным для того времени. Современные историки называют подобные владения манорами «городского типа»[33]. Само селение в 1631 г. действительно имело статус рыночного центра, пережив в XIV—XVI вв. свой расцвет в качестве одного из богатейших английских центров сукноделия. Вероятно, в начале XVII в. данный манор был вполне доходным владением для лендлорда, и, можно предположить, что держателями земли там были не только крестьяне. Находился он в 11 милях от манора Стоу Холл (Stow Hall)[34]. В рыночные дни, которые приходились на каждый вторник, кроме периода уборки урожая, приходские священники читали там проповеди для жителей. Как лорд манора Д’Юэз имел право на манориальную курию, в которой рассматривались судебные дела крестьян на основе норм обычного права. Именно перед открытием первого из заседаний манориальной курии, состоявшегося после смерти отца, 26 апреля 1631 г. Д’Юэз произнес небольшую, но довольно примечательную речь, рассказав держателям о своих правах как правах нового владельца манора, а также об обязанностях крестьян по отношению к новому лорду. Как он отметил, эту речь выслушали все собравшиеся держатели земель манора. Впоследствии Д’Юэз записал основные положения своей речи, не без гордости заметив, что она была «весьма одобрена всеми ими [крестьянами]» (англ. exceedingly approved by them all)[35]. Так ли это было на самом деле? Источник не позволяет нам ответить на этот вопрос.
Свое выступление перед держателями (англ. a short speech to the tenants) лендлорд начал издалека, напомнив собравшимся о многих связях и отношениях, существующих «по законам и обычаям» королевства между лордом и его держателями-копигольдерами, о которых, по его риторическому утверждению, всем известно и можно было бы не упоминать.
Тем не менее, помня о «греховной сущности человека», для которого изначально не свойственно делать добро и поступать достойно, он всё же решил поведать об этих связях. При этом лорд выразил уверенность, что услышанное от него не будет крестьянам неприятно и не отяготит их (англ. shall neither be unwelcome nor burdensome to you)[36]. Затем оратор подробно рассказал собравшимся крестьянам об истории манора. Он начал свое изложение с англо-саксонских времен и нормандского завоевания, заметив, что с этими событиями держатели, вероятно, не были знакомы достаточно хорошо[37].
Д’Юэз сделал акцент на вопросе о происхождении копигольда, при этом опровергая утверждения юриста Антони Фицгерберта и антиквария Джона Ламберта, что вилланские держания, иногда называемые «бокленд»[38], появились только после нормандского завоевания. Ссылаясь на знаменитую «Книгу Страшного суда», с которой Д’Юэз снял копию, он доказывал, что еще во времена Эдуарда Исповедника (1042—1066) маноры с «либертинами», «коттариями» и «сервами» существовали даже в Кенте, где, по традиционным представлениям, всегда жили свободные крестьяне[39]. Совершить этот экскурс в прошлое манора Д’Юэзу было необходимо, чтобы напомнить копигольдерам об их вилланских корнях, о чем они могли уже к этому времени не знать, и, таким образом, оживить данный факт в их памяти. Возможно, ему удалось убедить копигольдеров манора в том, что они действительно происходят от вилланов, которые считались лично-зависимыми крестьянами.
Уже при записи речи Д’Юэз добавил в нее сведения из истории манора, вновь почерпнутые из «Книги Страшного суда». Он сообщает, что манор Лавенэм, «цветок» и «украшение» его владений, до нормандского завоевания состоял, по существу, из двух маноров. Меньшим из них в период правления Эдуарда Исповедника владел некий Элви. После нормандского завоевания этот манор был отдан Фродо, брату Балдуина, аббата Бери-Сент-Энмундс, расположенного недалеко от Лавенэма. Больший манор, который в «Книге Страшного суда» был назван «Меньший Лавенем», в англо-саксонские времена принадлежал некому Алуину, а затем был передан Вильгельмом I Завоевателем одному из своих баронов, Обри де Вере[40], предку по мужской линии графов Оксфордских. Во владении этого барона манор оставался почти до конца XVI в. В елизаветинские времена манор Лавенэм, тогда еще состоящий из двух частей (Оверхолл и Нотерхолл) был продан Эдвардом де Вере графом Оксфордским, а позднее был приобретен отцом Д’Юэза.
Д’Юэз, по его словам, еще не успел узнать, когда графы Оксфордские получили и второй манор, но предполагал, что, оказавшись под властью одного лендлорда, две указанные выше части земельных владений были объединены в один манор Лавенэм. Но все же и в его время, т. е. в 1631 г., в качестве воспоминания о раздельном существовании двух частей ныне единого манора сохранялась разница в названиях, характерная для более раннего периода: Оверхолл и Нетерхолл[41].
В своей речи Д’Юэз отметил, что манор имел в прошлом много привилегий, полученных в разное время графами Оксфордскими от различных английских королей, хотя не все из них сохранились. Он заметил, что «хотя вред, причиненный временем, значительно сократил те привилегии, которые принадлежали этому манору, всё же некоторые из них были подтверждены и утверждены различными королями…». Вполне вероятно, на момент вхождения Д’Юэза в наследство просто не сохранились грамоты о полученных ранее привилегиях, либо какие-то из них не были подтверждены монархами.
Далее Д’Юэз обосновал и свои права на данный манор, говоря, что он является владельцем манора по праву наследования от отца. Рассуждая о том, почему он предпочитает считаться лордом по праву наследования, а не по праву покупки, он говорит, что это позволит сердцам жителей манора более искренне к нему привязаться, а он, свободно вступая во владение, сможет обращаться с ними самым благоприятным для них образом[42]. Д’Юэз заявил держателям, что при первом же случае вступления во владение копигольдера, держащего т. н. upland[43], они увидят, каких именно прецедентов он планирует придерживаться. При этом Д’Юэз напрямую сообщил держателям, что собирается ввести изменения в отношении величины файнов — платежей лендлорду при вступлении крестьян в держание земли.
Новый лорд напомнил, что его отец брал с них файны (в случае отчуждения держания или его продажи) «по старине», как и его предшественники, в размере двухгодичной ренты (two years’ value), что было, по его мнению, не всегда справедливым. Но при этом совокупный ежегодный доход от файнов и других непостоянных платежей копигольдеров манора составлял — в первые годы после приобретения манора (который дорого обошелся отцу Д’Юэза) — 100 ф. ст.[44] Подчеркивая свой патернализм, Д’Юэз заявил, что внесет изменения в то, что в его власти и что он должен улучшить; причем не только из желания справедливости или из-за своих возможностей, основанных на богатстве, а потому, что он ценит «любовь держателей» выше прибыли.
И, наконец, он перешел к самому главному, на мой взгляд, моменту своего выступления, доказывая существование между ним и его крестьянами-держателями некой тройной связи или иначе – тройного обязательства. Эту тройную связь между ним и его держателями-крестьянами, по его словам, «трудно разорвать» (англ. it is not easily broken)[45]. Это было отсылкой к библейской цитате «…а тройную нить, я полагаю, нелегко порвать» (Книга Екклесиаста. 4:12). Причем названия этих обязательств он произнес на английском и на латинском языке, очевидно, подчеркивая правовую традицию.
Первое обязательство он обозначил как «священное, клятвенное» (лат. sacramental, or per jusjurandum), т. е. заключенное на основе присяги крестьян ему как лендлорду. Второе — «сервильное» (лат. servile, or per consuetudinem), основанное, по его мнению, на манориальном обычае. Оно осуществляется посредством служб крестьян лендлорду, поскольку они держат свои земли от него[46]. Третье обязательство он назвал «доходной связью» (лат. reditual, or per solutionem). Она осуществляется посредством ежегодной, регулярной выплаты крестьянами постоянных, то есть неизменных, рент (англ. annual-rents, which are constant). Большое значение для поддержания этой «связи» имеют также рельефы и файны, которые являются «разовыми», изменяемыми (англ. casual), т. е. которые выплачиваются нерегулярно[47].
Лорд заявил собравшимся: «…ежегодную выплату первой [т. е. годовой ренты — В. М.] и возможность повышения вторых [т. е. рельефов и файнов (англ. casual) — В. М.] вы должны иметь в виду в связи с моим отношением к вам и вашей взаимосвязью со мной. Таким образом, можно сказать, вы привязаны ко мне и скреплены со мной этими тремя связями: клятвой, службой и рентой, поэтому я ожидаю от вас трех вещей: верности, а не клеветы, должного присутствия, а не уклонения и справедливых выплат, а не обмана»[48].
Лендлорд разъяснил суть каждого из трех видов обязательств, обосновав их законность и необходимость. При этом он подчеркивал, что каждая категория крестьян (фригольдеры, копигольдеры) включена в эту систему связей или обязательств. Так, фригольдеры связаны с лендлордом «клятвой верности», копигольдеры — «клятвой службы»[49].. Интересно, что Д’Юэз аргументировал свое право брать с крестьян файны именно наличием третьей, «доходной», связи, выплаты по которой могли частично меняться. Тем самым он, по сути дела, убеждал крестьян-держателей в своем изначально законном праве (в качестве проявления «воли лорда») изменять величину файнов!
Лендлорд различает два типа копигольдеров в маноре. Одна категория происходит от бургажа (разновидность фригольда — В. М.); держатели, входившие в эту категорию, должны платить фиксированный файн в размере двойной годовой ренты (pay a certain fine, being double their quit-rents, due yearly). Представители второго типа копигольдеров (англ. upland copyholders), которые генетически восходят к сервам и вилланам, должны платить файны, лежащие «на воле лорда», т. е. нефиксированные. Весьма интересно, что, по мнению Д’Юэза, такое разделение в статусе копигольдеров произошло примерно в середине XVI в. «в результате недосмотра или нечестности какого-то управляющего» (by the negligence or dishonesty of some steward about a hundred years since)[50]. При этом Д’Юэз отмечает, что, судя по старинным судебным свиткам, изначально все вступные платежи были нефиксированными.
Он завершает свою речь рассказом о своем первом опыте в роли лендлорда, которому копигольдер был обязан вступным платежом. Так, по его словам, местный приходской священник, некий Др. Копингер, отпевавший отца Саймондса Д’Юэза, вступил в держание — с целью хозяйствовать на небольшом участке земли (upland copyhold). И при этом он был полностью освобожден Д’Юэзом от уплаты файна[51]. Таким образом, не отклонившись от своей патерналистской манеры поведения, лорд фактически поведал о созданном им прецеденте и продемонстрировал, таким образом, что регулирование, изменение файнов есть прерогатива владельца манора.
На этом запись речи Д’Юэза заканчивается… К сожалению, из содержания его дневника невозможно установить, насколько в дальнейшем он использовал право изменять файны.
Заключая эту работу, стоит отметить, что при всей своей краткости речь Д’Юэза (особенно в ее доработанной и позже записанной автором версии), впервые прибывшего в манор в качестве лендлорда, была весьма содержательна и, можно предположить, интересна для слушателей, среди которых были держатели манора, его управляющий (стюард), а также присяжные, которые собрались для участия в заседании манориального суда. Как исследователь-антикварий, Д’Юэз в значительной мере восстановил историю своего нового владения, начиная с донормандских времен, опираясь на те источники, которые оказались в его распоряжении. Современные историки также могут почерпнуть ряд сведений о маноре Лавенэм из речи Д’Юэза.
Обобщая содержание этой речи, можно, во-первых, отметить, что манор Лавенэм — несомненно очень древний; он в течение пяти столетий (со времен нормандского завоевания и почти до конца XVI в.) принадлежал графам Оксфордским. Во-вторых, манор образовался путем слияния двух меньших по размеру маноров. Хотя на момент вступления Д’Юэза в наследство площадь поместья в акрах и не указана, но косвенные данные (например, тот факт, что его отец приобрел манор за значительную сумму) свидетельствуют, как можно предположить, об основательных размерах этого хозяйства. Причем основную массу держателей в маноре составляли именно копигольдеры.
В-третьих, можно сделать вывод о существовании в маноре обычая, согласно которому часть крестьян выплачивала фиксированный файн, а часть — фактически нефиксированный, то есть лежавший «на воле лорда». И те, и другие были копигольдерами, но, судя по всему, владели разными видами земель или отличались по статусу своего держания. Возможно, эти признаки копигольда были отражены в юридических трактатах Т. Литльтона и Э. Кока, которые анализировали отечественные авторы[52].
В-четвертых, обращает на себя внимание особая манера лендлорда обращаться к крестьянам, его способ указывать на их обязательства по отношению к нему. Несомненно, его изыскания в качестве антиквария весьма пригодились ему. Для составления своей речи Д’Юэз потратил, очевидно, немало времени, а возможно, и денежных средств на архивные изыскания. Копию «Книги Страшного суда», скорее всего, Д’Юэз сделал не с целью что-то доказать крестьянам, а для своих собственных штудий. Но она ему пригодилась и в данном случае. Как антикварий, он нашел сведения об англо-саксонских временах, проштудировал «Книгу Страшного суда» и различные юридические трактаты.
В-пятых, это было его первое выступление перед крестьянами данного манора, и он хотел произвести на них благоприятное впечатление в качестве нового лорда, доброго по натуре, который будет для них не хуже прежнего (т. е. покойного отца Д’Юэза). Наконец, этот новый лорд ввел и новое начало в отношения между крестьянами и господином, оперируя понятием «доходная связь», которого до этого момента, возможно, в обычном праве данного манора не существовало.
Пример проанализированного выступления лендлорда перед крестьянами его манора свидетельствует о стремлении обосновать законность изменения размеров файнов у части крестьян, т. е. прежде всего у копигольдеров. Для чего и используется рассказ об истории существования и древности копигольда, а также обращение к более старым записям судебной курии. С опорой на эти записи лендлорд показывает, что и те держатели, которые платят нефиксированный файн, оказались, возможно, в таком положении по ошибке, а на самом деле размер их вступных платежей раньше также определялся лендлордом. В самом деле, в действовавшем тогда законодательстве против огораживаний формально не было никаких ограничений на повышение файнов лендлордами[53]. Впрочем, далеко идущих выводов Д’Юэз из этого не делает, и, говоря о том, что собирается повысить файны, при этом заверяет держателей в том, что он будет хорошо относиться к ним, если они, со своей стороны, будут честно соблюдать перед ним свои обязательства. И в качестве обещанного слушателям рассказа о создании прецедента в маноре повествует о своем отказе от выплаты первого положенного ему (как лендлорду) файна.
Весьма показательно время, выбранное Д’Юэзом для своей речи, а именно в момент смены собственника манора. Таким образом, повествуя о важных для лорда манора вопросах, можно было заявить о решении проблем, связанных с выплатой файнов, сразу перед всеми крестьянами. Конечно же, это было более удобным способом для лорда, чем решение подобных вопросов с каждым держателем-копигольдером по отдельности. Предполагалось, что отныне все держатели будут знать о праве своего лендлорда повышать файн по его собственному усмотрению после окончания срока держания и заключения нового договора.
Однако нельзя утверждать, что такой способ повышения файнов, хотя он и выглядит наиболее убедительным и легитимным в контексте действовавшего тогда аграрного законодательства, мог часто использоваться английскими лендлордами, чтобы ввести повышенные ренты или же произвести эвикцию крестьян и последующие огораживания их пахотных земель. Можно предположить, что другие лендлорды прибегали к каким-то иным методам обоснования повышения вступных платежей для копигольдеров в своих манорах, ибо далеко не все они были антиквариями, способными к архивным изысканиям для утверждения своего права на изменение размеров файнов.
В то же время лорды могли в данном случае и вообще ничего не обосновывать, а просто реализовывать свое право верховенства в маноре, т. е. проявлять властную «волю», в той или иной степени коррелирующую с манориальным обычаем. Несомненно, что привлечение и исследование новых источников манориального происхождения будет способствовать лучшему пониманию того, какие методы повышения файнов использовались лендлордами в различных манорах английского королевства.
Библиография
- Винокурова М. В. Мир английского манора (по земельным описям Ланкашира и Уилтшира второй половины XVI — начала XVII века). М., 2004.
- Винокурова М. В. Правоимущественные отношения в английском маноре XVI — начала XVII вв. // Электронный научно-образовательный журнал «История». 2017. T. 8. Вып. 8 (62). URL: https://history.jes.su/s207987840001887-4-1/. DOI: 10.18254/S0001887-4-1 (дата обращения: 18.02.2023).
- Винокурова М. В. Обычай как основа складывания прецедента в процессе формирования английского средневекового права. Электронный научно-образовательный журнал «История». 2020. T. 11. Вып. 10 (96). URL: https://history.jes.su/s207987840011186-3-1/. DOI: 10.18254/S207987840011186-3(дата обращения: 18.02.2023).
- Винокурова М. В., Дмитриева О. В., Федосов Д. Г. Англия. Шотландия и Ирландия в конце XV—XVI веке // Всемирная история: в 6 т. Гл. ред. акад. РАН А. О. Чубарьян. Т.3. Мир в раннее Новое время / отв. ред. В. А. Ведюшкин, М. А. Юсим. М., 2013. С. 193—211.
- Лавровский В. М. Исследования по аграрной истории Англии XVII—XIX вв. М., 1966.
- Митрофанов В. П. Крестьяне и государство в Англии. 1550—1640 гг.: Дис. …д-ра ист. наук. Пенза, 2001.
- Митрофанов В. П. Участие сословий в принятии аграрного законодательства в тюдоровской Англии середины XVI-начала XVII века// Вестник НГУ. История, 2021. Т.20, № 1. С. 9-20.
- Митрофанов В.П. Динамика аграрного законодательства в тюдоровской Англии // Известия высших учебных заведений. Поволжский регион. Гуманитарные науки. 2020. №1 (53). С. 3—13.
- Митрофанов В. П. Из истории английского манора Ловенхэм в графстве Суррей (XVII в.)// Аграрная и социальная история Англии в Средние века.: сборник научных статей. М.; Берлин. 2015. С. 5—11.
- Савин А. Н. Лекции по истории Английской революции. М., 2000.
- Семёнов В. Ф. Огораживания и крестьянские движения в Англии XVI века. М.; Л., 1949.
- Семёнов В. Ф. Положение обычных держателей в юго-западной Англии во второй половине XVI - начале XVII в. // Средние века. М., 1964. Вып. 25. С. 228—
- The Autobiography of Sir Simonds D’Ewes. During the reign of James I and Charles I. In 2 vols. L., Vol. II. P. 31—38.
- The Agrarian History of England and Wales. Vol. IV. 1500—1640 / Ed. J. Thirsk.; Gen. Ed. H. P. R. Finbery. Cambridge, 1967.
- A Compleat Journal of The Notes, Speeches and Debates, Borth of The House of Lords and House of Commons Throughout The Whole Reign of Queen Elizabeth. By D’Ewes. L., 1693.
- English economic history. Selected documents, Vol. 1 / Ed. By B. Brown and R. Towny. L., 1915.
- The Journal of Sir Simonds D'Ewes from the beginning of the Long Parliament to the opening of the Trial of the Earl of Stafford. New Haven; London, 1923.
- Manning R. B. Village Revolt: Social protest and popular disturbances in England, 1509—1640. Oxford, 1988.
- Martin J. Feudalism to Capitalism: Peasants and Landlords in English Agrarian Development. L., 1983.
- Tawney R. H. The Agrarian Problem in the Sixteenth century. N. ; L., 1912.
- Thirsk J. The Rural Economy of England. L., 1984.
- Savin A. English Customary Tenure in Tudor Period // Quarterly Journal of Economics. 1904. Vol. XIX. P. 33—80.
- Statutes of The Realm of England / Ed. A. Luders, T. E. Tomplins. IV. L., 1819.
- THE NATIONAL ARCHIVES C 147/152. URL: http://oxford-shakespeare.com/Chancery/C_147-152.pdf (дата обращения: 23.02. 2023)
- Who’s Who in History of England, 1603-1714: in 8 vols. / Vol. 3. by C. P. Hill. N. Y., 1965.
[1] Statutes of The Realm of England / Ed. A. Luders, T. E. Tomplins. Vol. IV. L., 1819. P. 891, 893. 39 Eliz, Cap. 1. An Act against the decaing of townes and Houses of husbandry; P. 893–896. 39 Eliz. Cap. 2. An Act for the maintenance of husbandry and tillage.
[2] Винокурова М. В. Мир английского манора (по земельным описям Ланкашира и Уилтшира второй половины XVI — начала XVII века). М., 2004; Винокурова М. В. Правоимущественные отношения в английском маноре XVI — начала XVII вв. // Электронный научно-образовательный журнал «История». 2017. T. 8. Вып. 8 (62). URL: https://history.jes.su/s207987840001887-4-1/. DOI: 10.18254/S0001887-4-1 (дата обращения: 18.02.2023); Винокурова М. В. Обычай как основа складывания прецедента в процессе формирования английского средневекового права // Электронный научно-образовательный журнал «История». 2020. T. 11. Вып. 10 (96). URL: https://history.jes.su/s207987840011186-3-1/. DOI: 10.18254/S207987840011186-3(дата обращения: 18.02.2023).
[3][3] English economic history. Selected documents. Vol. 1 / Ed. by B. Brown and R. Towny. L., 1915. P. 254.
[4] Семёнов В. Ф. Положение обычных держателей в юго-западной Англии во второй половине XVI — начале XVII в. // Средние века. М., 1964. Вып. 25. С. 228—250; Винокурова М. В. Мир английского манора. С. 227—264.
[5] Савин А. Н. Лекции по истории Английской революции. М., 2000 (1-ое изд. — М., 1924). С. 113, 121.
[6] Лавровский В. М. Исследования по аграрной истории Англии XVII—XIX вв. М., 1966. С. 80—85.
[7] Там же. С. 96—100.
[8] Семёнов В. Ф. Положение обычных держателей в юго-западной Англии во второй половине XVI — начале XVII в. // Средние века. М., 1964. Вып. 25. С. 228—250.
[9] Винокурова М. В., Дмитриева О. В., Федосов Д. Г. Англия. Шотландия и Ирландия в конце XV—XVI веке // Всемирная история: в 6 т. / глав. ред. А. О. Чубарьян. Т. 3. Мир в раннее Новое время / отв. ред. В. А. Ведюшкин, М. А. Юсим. М., 2013. С. 194—196; Винокурова М. В. Мир английского манора. С. 440.
[10] Винокурова. М. В. Правоимущественные отношения…
[11] Винокурова М. В. Обычай как основа складывания прецендента…
[12] Tawney R. H. The Agrarian Problem in the Sixteenth century. N.Y.; L., 1912. P. 295—299.
[13] Ibid. P. 299.
[14] Ibid. P. 300.
[15] Ibid. P. 300—301.
[16] Savin A. English Customary Tenure in Tudor Period // Quarterly Journal of Economics. 1904. Vol. XIX. P. 33—80.
[17] Tawney R. H. The Agrarian Problem… P. 306—307.
[18] Ibid. P. 308—310.
[19] Pierson J. T. Landlords in Wales // The Agrarian History of England and Wales. 8 vols. Cambridge, 1967—2011. Vol. IV. 1500—1640 / Ed. J. Thirsk. Cambridgе, 1967. P. 374—375.
[20] Everitt A. Farm Labourers // Ibid. P. 400—411.
[21] Batho G. Landlords in England// Ibid. P. 269- 270.
[22] Thirsk J. The Rural Economy of England. L., 1984. P. 65—84.
[23] Martin J. Feudalism to Capitalism: Peasants and Landlords in English Agrarian Development. L., 1983. P. 183—185.
[24] Manning R. B. Village Revolt: Social protest and popular disturbances in England, 1509—1640. Oxford, 1988. P. 82—85.
[25] Ibid. P. 82—131.
[26] Ibid. P. 132—154.
[27] Ibid. P. 135.
[28] Ibid. P. 137—138.
[29] Митрофанов В. П. Крестьяне и государство в Англии. 1550—1640 гг.: Дис. д-ра ист. наук. Пенза, 2001. С. 89—91; Митрофанов В. П. Из истории английского манора Ловенхем в графстве Суррей (XVII в.) // Аграрная и социальная история Англии в Средние века: Сборник научных трудов. М.; Берлин, 2015. С. 5—11. (Название графства ошибочно указано другое).
[30] Who’s Who in History. Vol. 3: England, 1603—1714 / Ed. by C. P. Hill. N.Y., 1965. P. 105.
[31] A Compleаt Journal of The Notes, Speeches and Debates, Both of The House of Lords and House of Commons Throughout the Whole Reign of Queen Elizabeth / Collected by S. D’Ewes; Pub. by P. Bowes. L., 1693.
[32] The Journal of Sir Simonds D’Ewes from the beginning of the Long Parliament to the opening of the Trial of the Earl of Stafford / Ed. by W. Notestein. New Haven; L., 1923.
[33] Винокурова М. В. Мир английского манора… С. 80.
[34] Имеется в виду Стоу Лэнгтофт Холл (Stow Langtoft Hall), где находилась господская усадьба Д’Юэзов. Судя по документам, площадь пахотной земли составляла там в конце XVI в. 920 акров THE NATIONAL ARCHIVES. URL: http://oxford-shakespeare.com/Chancery/C_147-152.pdf (дата обращения: 23.02.2023).
[35] The Autobiography and correspondence of Sir Simonds D’Ewes. During the reign of James I and Charles I / Ed. by J. O. Halliwell. 2 vols. L., 1845. Vol. II. P. 31.
[36] Ibid. P. 32.
[37] Ibid. P. 32—33.
[38] Условное земельное владение, права на которое давала королевская грамота – «бок», распространенное в Англии до нормандского завоевания.
[39] Ibid. P. 33—34.
[40] Высока вероятность того, что он был не из Нормандии, хотя и служил Вильгельму.
[41] Ibid. P. 34.
[42] Ibid. P. 35.
[43] Держания, отличающиеся по качеству земли от обычных держаний.
[44] Ibid. Судя по всему, этот доход был незначительным для такого крупного манора, и его отец предпринял какие-то меры по повышению доходности.
[45] Ibid. P. 35—36.
[46] Ibid. P. 36.
[47] Ibid. P. 36—37.
[48] Ibidem.
[49] Ibidem.
[50] Ibid. P. 37.
[51] Ibid. P. 37—38.
[52] Винокурова М. В. Мир английского манора. С. 179—181; Лавровский В. М. Исследования по аграрной истории Англии XVII—XIX вв. С. 71—100.
[53] Statutes of The Realm of England / Ed. A. Luders, T. E. Tomplins. Vol. IV. L., 1819. P. 891—893. 39 Eliz, Cap. 1. An Act against the decaing of townes and Houses of husbandry. P. 893—896. 39 Eliz. Cap. 2. An Act for the maintenance of husbandry and tillage ; Митрофанов В. П. Участие сословий в принятии аграрного законодательства в тюдоровской Англии середины XVI — начала XVII века // Вестник НГУ. История, 2021. Т. 20. № 1. С. 9—20.