EM-ENGLAND

© Автор: Митрофанов В.П.

Актуальность и цели. Тема исследования является актуальной в связи с тем, что в отечественной историографии до настоящего времени не проводил анализ динамики аграрного законодательства в Англии эпохи Тюдоров (1485-1603 гг.). Специальное изучение этого законодательства позволит лучше понять механизмы экономической и социальной политики абсолютной монархии в эпоху разложения феодализма и генезиса капитализма. Цель работы – опираясь на результаты исследования отечественных и англоязычных историков аграрного законодательства ранних Тюдоров проследить дальнейшее развитие аграрного законодательства середины и второй половины XVI в.

Relevance and goals. The research topic is relevant due to the fact that in Russian historiography until now has not conducted an analysis of the dynamics of agrarian legislation in England of the Tudor era (1485-1603). A special study of this legislation will make it possible to better understand the mechanisms of the economic and social policy of the absolute monarchy in the era of the decay of feudalism and the genesis of capitalism. The purpose of the work is based on the results of a study of domestic and English historians of agrarian legislation of the early Tudors to trace the further development of agrarian legislation in the middle and second half of the 16th century.

В Англии периода правления монархов династии Тюдоров (1485-1603 гг.) на парламентских сессиях было принято ряд важных аграрных законов (статутов) [22, 23], а также изданы королевские прокламации, которые приравнивались к законам [20]. В той или иной степени, аграрное законодательство английской монархии затрагивались в работах, как английских, так и отечественных историков [3, с. 217-224; 12, p.  3-21; 18; 19; 21, 24]. Определенная историографическая оценка исследованиям англоязычных авторов уже давалась [5; 6; 7, с. 40-58]. Здесь лишь заметим, что исследователи рассматривали аграрные статуты и королевские прокламации преимущественно в контексте изучения процесса превращения пахотных земель крестьян в пастбища для овец и аграрной политики монархии Тюдоров, почти не акцентируя свое внимание на изменениях в их содержание на протяжении данного периода. К тому же отдельные законодательные акты в отношении огораживаний изучались лишь в общем плане. Так, например, мало внимания было обращено на одну из антиогораживательных прокламаций Генриха VIII (1526 г.) о денежном залоге за произведенную конверсию пахоты в пастбища, которая обязывала всех огораживателей явиться в Канцлерский суд, внести залог и пообещать членам королевской комиссии исправить свои незаконные огораживания под угрозой штрафа в 500 марок [20, p.164]. Очевидно это можно рассматривать, как свидетельство короны с одной стороны возвести серьезное финансовой препятствие огораживателям, а с другой – возможность пополнить королевскую казну за счет невозврата джентри-огораживателям денежных залогов. На мой взгляд, при последовательном выполнении и включении положений этой прокламации в очередной статут по ограничению огораживаний пахотных земель, это могло бы способствовать если не полному прекращению конверсии пахоты в пастбища, то значительному замедлению темпов этого процесса. Вместе с тем анализ известного отечественного историка Виктора Федоровича Семенова, аграрных законов первых Тюдоров показывает, что правительства Генриха VII и Генриха VIII пытались законодательным путем (парламентские статуты и королевские прокламации) ограничить конверсию пахотных земель и эвикцию крестьян. В законах вводились ограничения на размеры овцеводческих манориальных хозяйств, ферм и количества овец, предписывали проведение реконверсии пастбищ в пахотные земли и восстановление разрушенных полнонадельных крестьянские хозяйства (т.е. не менее 20-и акров-В.М.). С этой целью законодательство заменило феодальный принцип ответственности сеньора за вассала расследованием посредством королевских должностных лиц и наложением штрафа на нарушителей в пользу короны. Автором отмечены и уступки законодательства в пользу огораживателей [9, с.110, 130-131].

Как известно аграрная ситуация в английской деревне в середине XVI в.  стала меняться в силу Реформации и последовавшей секуляризации монастырских земель, их раздачей и распродажей короной представителям дворянства и буржуазии [8]. Важнейшим последствием этого стало усиление процесса огораживаний и эвикции крестьян, рост пауперизма в стране. Это, очевидно понимало, как правительство Эдуарда VI, так и Марии Тюдор. Поэтому их первой реакцией стало принятие парламентом новых законов о пауперах и об огораживаниях. Очевидно продолжатели династии Тюдоров, как и их предшественники по трону первоначально панацею против огораживаний также видели в усилении законодательства. Так, при малолетнем Эдуарде VI был принят в 1552 г. новый статут «О поддержке и расширении пахоты» [23, 5 and 6 Edw.VI, cap.5].  В его преамбуле говорилось о значительном сокращении пахотных земель в стране из-за её конверсии в пастбища. Акт запрещал дальнейшее обращение пахоты в пастбища, если она когда-либо в течение 4-х лет, начиная с 1509 г., вспахивалась. За нарушение этого положения грозил штраф в 5 шиллингов за каждый акр конвертированной земли. Для лучшего выполнения закона король мог назначать комиссии для расследования случаев огораживаний. Особо оговаривался порядок работы таких комиссий и полномочия их членов. Они должны быть независимы от местных властей и имели право потребовать от последних в помощь себе 12 присяжных. Согласно манориальному обычаю в их число входило и несколько общинников. Значит, фактически, представители от крестьян участвовали в расследованиях по случаям огораживаний. Присяжные должны были сообщать членам королевских комиссий о всех случаях огораживаний пахоты в каждом церковном приходе. Причем, комиссионеры имели право налагать на присяжных штраф до 12 ш., если те будут плохо выполнять свои обязанности, т.е. предоставлять неправильные сведения об огораживаниях в своем приходе. Результаты работы комиссий должны отправляться в Канцлерский суд, а затем и королю.  Нарушителей статута можно было привлечь к ответственности в течение 3-х лет после совершения ими конверсии пахоты в пастбища, но данные факты должны быть установлены посредством расследования.

Вместе с тем в статуте были положения, не выгодные для крестьянского сословия.  Так, вводя запрет на конверсию пахотных крестьянских земель в пастбища, он не ограничивал огораживания общинных угодий, при условии, если они не использовались крестьянами в качестве пахоты за последние четыре десятилетия.  В реальной действительности это означало, что если крестьяне по решению манориальной курии получили какую-либо часть общинных угодий под пахотные наделы, а лендлорды затем присвоили их и огородили, превратив в пастбища, то они не были обязаны проводить их реконверсию в пахоту. Были и статьи, косвенно не способствовавшие сохранению крестьянских пахотных наделов. Так, если лендлорды захватили и превратил пахотные земли крестьян в парки для оленей, в кроличьи садки или под посевы технических культур, но все это сделали по королевской лицензии, полученной за последние четыре года, то они не были обязаны возвращать их под пахоту.

Тем не менее, этот статут имел важное значение для малоземельных крестьян, ибо предписывал формально не только реконверсию полнонадельных крестьянских хозяйств (размером не менее 20 акров-В.М.), но всех, независимо от площади их пахотных наделов. Включение этого пункта вполне могло быть последствием восстания крестьян 1549 г. под руководством Р. Кета. Однако для крестьянства было неприемлемым, что статут из всех видов огораживаний запрещал лишь конверсию пахотных земель в пастбища, а общинные земли оказывались вне сферы его действия. Ведь в таком случае ни королевские должностные лица, ни сами крестьяне не имели права требовать у лендлордов реконверсии огороженных ими ранее общинных угодий в манорах. Это означало, что общинные угодья оказывались без законодательной защиты, т.е. государство по-прежнему признавало этот вопрос сферой компетенции манориального права.

Несмотря на это, представляет интерес само намерение законодателя в отношении крестьян. К примеру, если крестьяне успели узнать о сути этого закона, то наверняка приветствовали его, а сам лорд Уорик, бывший в то время фактическим правителем королевства при малолетнем монархе представлялся им, как правитель, проявивший заботу об их интересах.

Аграрное законодательство первых тюдоров и Эдуарда VI было продолжено Марией Тюдор, когда в 1555 г. парламентом был принят статут «О восстановлении разрушенных земледельческих хозяйств и расширении пахоты» [23, 2 & 3 Phil. & Mary. Cap.2]. Некоторые из его пунктов также затрагивал интересы крестьянства. В частности, один из пунктов предписывал возвращение под пахоту крестьянских участков площадью не менее 20-и акров. Получается, что хозяйства малоземельных крестьян опять-таки лишались легитимной защиты от их возможной конверсии лендлордами в пастбища. Но зато в этом статуте содержались положения, обязывающие лендлордов восстанавливать крестьянские земледельческие хозяйства, даже в тех случаях, когда они были проданы третьим лицам. Причем, предусматривалось восстанавливать оных в тех же самых местах, где они находились ранее или же недалеко от них. Вместе с тем статут разрешал лендлордам при возвращении земли крестьянам требовать у них денежное возмещение за совершенные ими затраты на улучшение огороженных ими пахотных земель. Такое положение статута могло впоследствии затруднить реконверсию пастбищ для овец, ранее бывших пахотными крестьянскими землями или же просто превратить крестьян в должников этих лендлордов.

Статут повысил роль королевских должностных лиц, которые занимались вопросами восстановления разрушенных крестьянских наделов, поскольку одна из его статей давала им право принимать решения в сложных случаях по огораживаниям и организовывать земельный передел крестьянских хозяйств в манорах.

Итак, данный статут в отличие от предшествовавшего не обеспечивал сохранение малоземельных крестьянских хозяйств, а значит, они лишались легитимной гарантии своего существования. Также вне легитимной гарантии, по–прежнему, оставались общинные угодья, которые лендлорды ранее захватили. Закон не требовал их восстановления и возвращения крестьянам манора, по сути, признавая права на них лендлордов-огораживателей. Фактически статут не вмешивался в поземельные отношения крестьян маноров и их лендлордов, но лишь рекомендовал восстанавливать снесенные крестьянские хозяйства и почти не касался деталей этого сложного и, зачастую, запутанного процесса. Видимо это объясняет тот факт, что в последующие десятилетия в Канцлерском суде рассматривалось огромное количество поземельных тяжб между крестьянами (фригольдерами, копигольдерами), фермерами и лендлордами, многие из которых были следствием процесса огораживаний [11, 12, 13]. В свое время Р.Тоуни справедливо отметил, что важнейшим моментом в данном статуте, как и предыдущем, было учреждение королевских должностных лиц (commissioners), на которых отныне возлагалось расследование огораживаний и восстановление разрушенных крестьянских земледельческих хозяйств [24, p. 353].

В период правления Елизаветы I Тюдор продолжалось принятие законов против огораживаний и в поддержку пахоты. Так, в 1563 г. был принят «Акт о поддержке и о расширении   пахоты» [23, 13 Eliz. Cap. 2]. Прежде всего, этот статут предоставлял легитимные гарантии только крестьянским хозяйствам, у которых пахотные участки опять-таки были не менее 20-и акров. Причем, устанавливался длительный срок давности, аж с 1509 года. Но при этом подчеркивалось, что восстановлению подлежали лишь крестьянские хозяйства, которые были именно земледельческими. Статут не признавал законными огораживания, совершенные по договору («by agreement») двух сторон, как между крестьянами и лендлордами, так и между самими крестьянами. На том момент так называемые огораживания по соглашению были еще новым явлением в английской деревне [17, p. 96-111] и правительство Елизаветы, очевидно, опасалось, что они могли быть лишь ширмой для последующих огораживаний пахотных земель и эвикции крестьян лендлордами. Статут не требовал реконверсии, захваченных и огороженных ранее ленлордами наделов малоземельных крестьян-коттеров, находившихся в пределах одной мили от их домениальных хозяйств. Самим лендлордам разрешалось оставлять под пастбища, ранее захваченные ими крестьянские угодья, но при этом они должны были в течение 4-х лет постараться их улучшить и приспособить для пахоты.

Как видно, новый елизаветинский статут хотя и гарантировал защиту пахотных земель общинников, но далеко не все из них могли найти в нем легитимную гарантию держательских прав в своих манорах. Так, например, сохранение в статуте, ставшего уже архаичным феодального принципа невмешательства центральной власти в пределы иммунитетных владений лендлордов, в реальности могло лишить крестьян, имевших земельные держания в их манорах, легитимной гарантии. Вне сферы его действия по-прежнему оказывались и общинные угодья, ранее отторгнутые лендлордами и превращенные в пастбища, в парки для оленей и т.п.

Вскоре, в 1571 г. парламент принял очередной, но не совсем обычный статут «Об улучшении земледелия и развитии флота» [23, 13 Eliz. Cap. 3]. Его специфика состояла в том, что он фактически не касался непосредственно лендлордов и крестьян, но был направлен на стимулирование землепашества в хозяйствах джентри и фермеров путем установления невысоких пошлин на вывозимое зерно. Тем самым он оказал положительное влияние на развитие внешней торговли Англии и, в частности, на экспорт зерна [15, p. 110-116, 147-149, 233-242; 24, p. 563-587; 4, с. 36-41].  

В 1585 г. парламент при продлении в очередной раз закона 1563 г. «О поддержке и о развитии пахоты» включил в него добавочную статью, согласно которой незаконными считались лишь огораживания, совершенные за два последних года [23, p. 718]. Фактически это означало, что крестьянские земли, захваченные и огороженные ранее, отныне лишались легитимной гарантии и не могли подлежать обязательному восстановлению, что являлось важной уступкой лендлордам-огораживателям.

В 1589 г. после неурожайных лет и разразившегося в 1586/1587 гг. голода парламент принял билль «О поддержке крестьянских хозяйств и пахоты». Однако королева его не подписала, и он не стал статутом, т.е. законом. Но зато парламент принял билль о коттеджах, которые королева подписала, и он соответственно стал законом. Согласно нему, вводился запрет на сдачу домов (коттеджей) безземельным лицам, т.е. потенциальным батракам без четырех акров земли при каждом таком доме.  Статут предписывал в одном доме селить только одну семью [23, 29 Eliz., Cap. 7]. Принимая этот закон, королевская власть надеялась таким способом ограничить количество обезземеленных крестьян в стране, от которых не было пользы государству как в уплате ими субсидий, так и возможном привлечении их в ополчения графств. Несомненно, этот закон способствовал усилению бродяжничества пауперов и осложнил деятельность фермеров, так как не позволял им содержать рядом со своими хозяйствами потенциальных наемных рабочих.

Вскоре, во время сессии парламента 1592-1593 гг. в Палате общин при обсуждении вопроса о продлении статута 1563 г. «О поддержке и о развитии пахоты» депутаты от нового дворянства настояли, чтобы его статьи, касающиеся пахотных наделов крестьян, а также наказаний за их нарушения, были исключены из статута. Однако сам закон был вновь продлен [23, 35 Eliz. Cap.7]. Вероятно одна из причин отмены его ключевых статей был спор в палате общин о субсидиях [14, p. 484-488, 491-492]. Королева пожертвовала интересами крестьянства в угоду своим финансовым интересам, т.е получению от парламента требуемой суммы субсидий.

Следствием изменения курса аграрного законодательства, стало усиление огораживаний и эвикции крестьян с их пахотных наделов в середине 1590-х годов. Поскольку это совпало с рядом неурожайных лет (1594-1597 гг.), то вызвало локальные крестьянские мятежи. Очевидно, все это заставило Тайный совет представить на обсуждение парламента во время сессии 1597-1598 гг.  двух новых законопроектов об огораживаниях и поддержке крестьянских хозяйств. Назывались они соответственно: «Акт о поддержке земледелия и пахоты» и «Акт против упадка селений и пахоты» [23, 39 Eliz.Cap. 1,2]. Оба они напрямую имели отношение к крестьянам, что было отражено в их названиях. Так, первый из них предписывал возвращение под пахоту всех ранее обращенных в пастбища пахотных наделов крестьян, начиная с начала правления Елизаветы I Тюдор, т.е. с 17. 11. 1558 г. Правда при этом содержалась оговорка о том, что восстанавливались лишь такие пахотные земли, которые до этого, т. е. до начала правления королевы, использовались на протяжении 12 лет в качестве пахотных полей. Поэтому крестьянам, желавшим восстановления своих земледельческих хозяйств, на деле требовалось доказать факты использования этих земель именно под пахотой, начиная с 1546. В действительности в манориальных судах сделать это спустя почти полвека было непросто.  Для этого, как минимум, надо было иметь на руках какие-либо письменные документы и желательно представить свидетелей. Статут к тому же был географически ограничен 23-ю графствами, островом Уайт и епископством Дарем.

Правда, статут содержал пункт, требовавший от огораживателей выплачивать крестьянам деньги при восстановлении их пахотных наделов.  В тоже время он сохранял установившееся до этого правило о легитимных гарантиях лишь не менее чем 20-и акровых пахотных полей крестьян. Это означало, что все малоземельные крестьянские хозяйства, по-прежнему, не имели легитимной гарантии своего сохранения в манорах. К тому же, хотя статут и обязывал восстанавливать снесенные хозяйства крестьян, но допускал очень невысокие темпы их восстановления: два крестьянских хозяйства в год каждым ленлордом-огораживателем. Более того, им даже разрешалось восстанавливать их не на прежнем месте, а в другом «удобном» месте манора. Однако для кого это другое место было «удобным»: для крестьян или лендлорда, статут не конкретизировалось. При такой правовой неопределенности на практике это могло вылиться в выселение крестьян на плохие, отдаленные и бросовые земли. Кроме того, статут разрешал лендлордам производить обмен землями с крестьянами при восстановлении их пахотных наделов.

Не менее важен был пункт закона, требовавший от огораживателей выплачивать крестьянам денежную компенсацию при восстановлении их пахотных наделов. Однако статут сохранял установившееся задолго до этого правило о легитимных гарантиях лишь не менее чем 20-и акровых крестьянских пахотных наделов. Значит, по-прежнему, малоземельные крестьянские хозяйства оставались вне сферы действия статута, а лендлорды могли их захватывать и обращать их земли в пастбища [3, с.223-224].

К тому же статут не разъяснял процедуру реконверсии лендлордами бывших крестьянских наделов, проданных, подаренных и т. п. ими третьим лицам ещё до его принятия. Лишь в одной из его статей оговаривалось, что лица, купившие бывшие крестьянские наделы, обязаны восстанавливать лишь их четвертую часть от общей площади. В то же время статут не конкретизировал, кто должен (или вообще должен ли!) восстанавливать остальные ¾ бывших пахотных наделов крестьян. Фактически, это означало молчаливую легализацию их конверсии лендлордами маноров. Очевидно, в связи с социальной напряженностью в стране из-за массовых огораживаний в предшествующие годы, Тайный совет отправил распоряжения шерифам и мировым судьям в графствах, в которых требовал от них немедленного исполнения вновь принятых аграрных статутов. [16, p.388-389].  Впоследствии оба эти статута будут действовать в королевстве до 1604 г., когда они не были продлены первым парламентом нового короля Якова I Стюарта. Однако, в 1607 г. из-за разразившегося крестьянского восстания в ряде центральных графств, они будут вновь продлены по решению того же парламента и действовать до конца его правления, а затем и в период правления Карла I Стюарта.

Таким образом, в эпоху Тюдоров парламентом были приняты ряд статутов, а монархами издавались прокламации, направленных на запрещение или ограничение конверсии лендлордами пахотных земель крестьян с последующей их эвикцией. Были изданы законы, предписывающие проводить реконверсию пастбищ в пахоту, ограничивать размеры манориальных хозяйств, ферм, количества овец в одном хозяйстве и т.п. Можно ли их назвать однозначно «феодальным законодательством» эпохи абсолютизма? Сохраняя преемственность аграрного законодательства первых Тюдоров, последние елизаветинские аграрные законы были более детализированными, включали ряд новых моментов, отражавших аграрные реалии в стране как, например, распространение так называемых «огораживаний по соглашению» и общее усиление процесса конверсии лендлордами пахотных земель крестьян в пастбища для овец, т.е. буржуазную тенденцию в развитии аграрного сектора экономики. И хотя в  них были прописаны жесткие административные и юридические меры по недопущению эвикции крестьян с их пахотных земель, но кабинет Елизаветы начинает осознавать необходимость экономических методов регулирования процесса огораживаний, а также необходимость сохранения и развития овцеводства от чего зависело развитие сукнодельческих мануфактур, поступлений в казну от экспорта сукна и т.п. Видимо этим и объясняется существование в законах «лазеек» для огораживателей, которые способствовали продолжению процесса огораживаний. Именно это, а не только их плохое исполнение местными должностными лицами, как это ранее считалось, стало причиной того, что процесс огораживаний крестьянских земель с эвикцией самих крестьян, продолжался. Вместе с тем, существование аграрного законодательства, в котором было немало феодальных черт, все-таки сдерживал темпы этого процесса. Он усиливался лишь тогда, когда законы в отношении огораживаний приостанавливались, как это случилось в 1593-1598 гг. [3, с.194-195]. Действующие аграрные законы побуждали лендлордов чаще прибегать к легальным методам эвикции крестьян, в частности, посредством повышения файнов, что особенно наблюдалось в юго-западных графствах Англии [1, с.440], а также заключать так называемые договоры по огораживаниям со своими держателями [17, p. 94-111]. Все это способствовало переходу от системы открытых полей к выделенной системе хозяйствования части крестьянства и созданию экономических условий для распространения фермерства, а значит и переходу к капиталистическим методам хозяйствования.

1. Винокурова М. В. Мир английского манора (по земельным описям Ланкашира и Уилтшира второй половины XVI- начала XVII века).- М.: Наука, 2004. - 493 с.
2. Винокурова М.В. Англия// История Европы. Т. 3. От средневековья к новому времени (конец XV- первая половина XVII в.)/ Под ред. Л. Т. Мильской, В.И. Рутенбурга. М.:   Наука, 1993. - c. 40-50.
3. Митрофанов В.П. Крестьяне и государство в Англии. 1550-1640 гг.: дис. д-ра истор. наук. Пенза, 2001. – 392 с.
4. Митрофанов В.П. Продовольственный рынок в Англии и политика тюдоров и первых стюартов (1550-1640 годы)// Новая и новейшая история. № 6, Москва: Наука, 2014. - с. 32-44.
5. Митрофанов В.П. Англоязычная историография аграрной политики Тюдоров и первых Стюартов// История. Общество. Политика. Брянский государственный университет им. И.Г. Петровского, Брянск. №1(1), 2017.- с. 198-207.
6. Митрофанов В.П. Некоторые проблемы аграрной истории Англии раннего Нового времени в работах Дж. Тирск.// Известия Самарского научного центра РАН. Т.11, номер 6 / гл. ред. В. П. Шорин.- Самара: СНЦ РАН, 2009.- с. 213-215. 
7. Митрофанов В.П. Крестьяне и государство в Англии (1550-1640 гг.). Социально-экономическая история, аграрная политика Тюдоров и Стюартов.- Saarbrucken (Germany): Lambert Academic Publishing, 2011. - 368 с.
8. Савин А. Н. Английская секуляризация. М.: Кушнерев и К⁰, 1906.- 489 с.
9. Семёнов В. Ф. Огораживания и крестьянские движения в Англии XVI века. М. – Л.: АН СССР, 1949. - 372 с.
10. Штокмар В. В. Экономическая политика английского абсолютизма в эпоху его расцвета. Л.: ЛГУ, 1962.- 155 с.
11. Calendar of the proceedings in Chancery, in the Reigns of Queen Elizabeth. L., 1827. Vol. I.- 565 p.
12. Calendar of the proceedings in Chancery, in the Reigns of Queen Elizabeth. L., 1827. Vol. II, L., 1830. - 527 p.
13. Calendar of the proceedings in Chancery, in the Reigns of Queen Elizabeth Vol. III, L., 1832.- 398 p.
14. A Compleat Journal of The Notes, Speeches and Debates, Borth of The House of Lords and House of Commons Throughout The Whole Reign of Queen Elizabeth. By D’Ewes. L., 1693. – 689 p.
15. Gras N. S. The Evolution of English Corn Market. From The 12-th to 18-th centuries. - Cambridge.: University Press, 1915.- 498 p.
16. Great Britain. Privy Council. Acts of The Privy Council of England. 32 Vos. / Ed. J. R. Dasent, etc. Vol. XXVIII, - L.: H. M. Stat. off., 1904-708 p.
17. Kerridge E. Agrarian Problems In The Sixteenth Century and After: : Allen and Unwin, 1969.- 216 p.
18. Overton M. Agricultural Revolution? Devolopment of The Agrarian Economic in Early Modern England // Explorations in Historycal Geography / Ed. A. R. H. Baker and D. J. Gregory. – Cambridge.: University Press, 1984. - p. 118-139.
19. Overton M. Agricultural Revolution in England: The Transformation of The Agrarian Economy, 1500 – 1850. – Cambridge.: University Press, 1996. – 257 p.
20. Tudor Royal Proclamations. Vol. I./ Ed. P.L. Hughes and J. F. Larkin. New-Haven , : Yale University Press, 1964. -  642 p.   (2 vols.)    
21. Thirsk J. Enclosures and Engrossing.// The Agrarian History of England and Wales. Vol. IV. 1500-1640/ Ed. J. Thirsk.; Gen. Ed. H. P. R. Finbery. Cambridge: University Press, 1967.- p. 200-255. (6 vols.)
22. Statutes of The Realm of England./ Ed. A. Luders. A., T. E. Tomplins. Vol. III, L., 1818.-1032 p. (11 vols.)
23. Statutes of The Realm of England./ Ed. A. Luders. A. , T. E. Tomplins. Vol. IV, L., 1819.- 1275 (11 vols.)
24. Tawney R. H. Agrarian Problem in the 16-th Century. –L.,  N.Y.: Longmans, Green and C, 1913.- 438 p.

Митрофанов В.П. Динамика аграрного законодательства в тюдоровской Англии / В.П. Митрофанов // Известия высших учебных заведений. Поволжский регион. Гуманитарные науки. - 2020. - № 1(53). – С.3- 13. - DOI 10. 21685/ 2072-3024-2020-1-1.