Одной из особенностей английской абсолютной монархии было отсутствие постоянной армии. Традиционной причиной этого считалось само островное расположение королевства и, следовательно, необходимость иметь лишь военный флот[1]. В связи с этим в отечественной историографии, практически, не обращалось внимание на военную организацию английского королевства и уж тем более на место и роль в ней крестьянства.

В зарубежной историографии военная история Англии XVI – XVII вв. неплохо изучена[2]. В ряде монографий и статей английских и американских авторов исследованы многие вопросы военной организации английского королевства периода Тюдоров и Стюартов. Особенно обстоятельно проанализированы кульминационные события военной истории, как, например, разгром англичанами испанского флота («Непобедимая Армада») в 1588 г.[3] Однако авторы в основном ограничивались лишь краткими упоминаниями об участии английских крестьян в военных смотрах. Правда, отдельные исследователи в своих работах приводят интересный фактический материал, проливающий свет не только на ряд аспектов участия крестьян в военных смотрах, но и на некоторые другие вопросы участия крестьян в военной организации королевства. Особенно много такой информации содержится в работе канадского историка Л. Бойтона «Елизаветинская милиция, 1558-1638»[4].

Известно, что в изучаемый нами хронологический период английская монархия осуществляла ряд военных кампаний, как в Ирландии, Шотландии, так и на Континенте, не считая длительную войну с Испанией на морях. Хотя война с Испанией происходила на просторах Атлантики, в проливах, у берегов Нового Света и т.д., но временами она грозила перенестись на сушу. Кроме того, как было показано выше, ряд внутренних событий социальной борьбы также неоднократно ставил перед правительством английской монархии вопрос о необходимости иметь сухопутные вооруженные силы. Эта обеспокоенность правительств Марии Тюдор, Елизаветы I Тюдор, Якова I Стюарта и Карла I Стюарта хорошо прослеживается по календарям государственных бумаг, актам Тайного совета и по их переписке с различными государственными деятелями и представителями местных властей. Правда, правительство Якова I Стюарта до 1612 г. не проявляло особого интереса к военной организации, в частности, не проводило военные смотры графств, а правительство Карла I Стюарта занимало такую же позицию в первые два года его правления. Тем не менее источники правительственного происхождения показывают, что военные заботы не были на периферии государственной политики Тюдоров и Стюартов. Однако поскольку английские монархи не имели права самостоятельно, без разрешения парламента собирать налог со своих подданных, то они и не располагали средствами на содержание постоянной армии. В таких условиях альтернативой этому стала система подготовки ополчений графств и небольших отрядов наемников. Правительство контролировало систему ополчений графств посредством проведения военных смотров. Так, ещё в 1549 г. Тайный совет потребовал от сэра Уолтера Герберта собрать войска, обеспечить их оружием и амуницией с тем, чтобы использовать их против восставших крестьян. Одновременно для этой же цели были призваны джентри из различных графств с их слугами[5]. Известно, что вопрос о сборе войск был сложным и для Марии Тюдор. Особенно трудно для неё было собрать необходимые денежные средства[6]. Очевидно, эти и другие сложности заставили ее принять статут о проведении военных смотров. Сам он свидетельствует о том, что от несения военной службы непопулярной в народе, королеве–католичке стремились уклониться многие её подданные[7].

После утраты Кале Англия лишилась большого количества артиллерии, снизилась боеспособность английских войск, что сразу же заметили испанцы[8].

Вступившая на престол Елизавета I, чью легитимность в качестве королевы, как известно, не признавали католические страны, не могла править спокойно, не имея соответствующих вооруженных сил. Правда, первые годы её правления не были отмечены активными военными преобразованиями. В основном они начались с 1573 г. Дело в том, что королева осознала реальную угрозу для себя после знаменитых событий варфаломеевской ночи 1572 г. во Франции. Именно после этого активизировались усилия правительства в области военного строительства. Очевидно, неслучайно за долгие годы её правления в стране было издано 78 трактатов по различным аспектам военного дела[9].

Прежде всего, были введены две категории военных смотров ополчений графств. Первая – всеобщие смотры, т.е. смотры всех военных отрядов графства, которые проводились с элементами военных учений. В принципе, это не было чем–то совершенно новым. А вот вторая категория военных смотров, введенная с 1573 г., – специальные смотры, или особые смотры, проводимые в приходах и сотнях графств, cтали новым видом смотров. По сути дела, это были уже конкретные смотры отдельных воинских команд, составленных из местных крестьян.

Сохранившиеся источники первых лет правления Елизаветы I Тюдор недостаточно полно освещают этот аспект военной организации. Известно лишь, что в период с 1558 по 1588 гг. всеобщие смотры устраивались в среднем раз в три года. Однако во время военной опасности для королевства их проводили один-два раза в год, а иногда и ещё чаще[10].

Для правительства главной целью военных смотров было определение состояния вооруженных сил королевства из числа ополченцев графств. Общее руководство военными смотрами по всей стране осуществлялось Тайным советом и верховными сановниками королевы. Инициатива проведения смотров часто исходила именно от них, как выражение воли монарха. На места Тайный совет рассылал соответствующие распоряжения о необходимости проведения таких смотров в тот или иной срок. Обязанность по их проведению возлагалась на шерифов графств, мировых судей, лордов-лейтенантов и их помошников.

Ещё в 1560 г лорд Сесиль предложил королеве разбить всю территорию королевства на «лейтенантства», т.е. кроме существовавшего административно-территориального деления на графства и сотни ввести ещё и военно-территориальное деление. Однако тогда королева отказалась от этого предложения. Возможно, она опасалась усиления военной власти на местах лордов-лейтенантов.

После подавления восстания на севере Англии в 1569 г. королева придала большую значимость должности лорда-лейтенантов графств и в 1585 г. эта должность стала постоянной[11].

Лорды-лейтенанты графств не контактировали непосредственно с крестьянами. Когда они получали от Тайного совета какие-либо распоряжения о проведении военных смотров, то копии их со своими дополнениями и инструкциями отсылали своим помошникам, а те соответственно рассылали их констеблям крестьянских общин. Помошники лордов-лейтенантов совместно с мировыми судьями графств определяли время и место проведения военных смотров. Значительная часть работы по организации и проведению таких смотров возлагалась на констеблей сотен. Именно они составляли списки крестьян, обязанных явиться на смотр. Они же составляли и списки крестьян, обязанных выплачивать денежные сборы на вооружение и снаряжение воинских команд. Эти списки отсылались констеблям церковных приходов. По сути дела, вся черновая работа по подготовке проведения военных смотров возлагалась на деревенских констеблей, а лорды-лейтенанты лишь «получали все лавры»[12]. Возможно, поэтому от должностей констеблей стремились увильнуть не только крестьяне-йомены, из числа которых они обычно назначались, но и бедные крестьяне, ибо должности эти не оплачивались, но были достаточно хлопотными.

В первые годы правления Елизаветы I на военные сборы призывали всех крестьян мужского пола в возрасте от 16 до 60 лет. В 1570-е гг. был введен принцип отбора. Это выразилось в том, что при составлении списков стали выделять «обученных» и «необученных» военному делу, а на смотры вызывали в основном только «обученных»[13].

Общую численность крестьян, участвовавших в смотрах по каждому графству и по каждому году интересующего периода, по сохранившимся источникам определить невозможно. Однако имеются некоторые сведения по отдельным годам в целом по королевству и по отдельным графствам. Так, например, У. Гаррисон в своем трактате отметил, что в военных смотрах в целом по королевству в 1574 и 1575 гг. участвовало 1172674 человека. Кроме того, он полагал, что, по крайней мере, ещё треть от этой цифры способных к военной службе мужчин не были призваны на смотры и остались не записанными в свитки военных смотров[14]. Очевидно, это были первые крупномасштабные смотры после событий Варфоломеевской ночи и восстания на севере Англии в 1569 г.

Понятно, что подавляющее большинство от общей численности ополченцев должны были составлять именно крестьяне, так как в то время общая численность горожан всего королевства вместе с джентри едва ли составляла четвертую часть цифр, приводимых У. Гаррисоном[15]. К сожалению, он не дает раскладки этих цифр по категориям населения, участвовавших в военных смотрах, но сама столь не округленная цифра может служить доказательством её достоверности. По-видимому, автор трактата располагал подлинными свитками военных смотров за эти годы.

В источниках сохранились более подробные показатели военных смотров по 17 графствам, проведенных в 1584 г.[16] Они свидетельствуют о том, что в этом году в целом по 17 графствам на военные смотры привлекли всего 29100 ополченцев, из которых, по меньшей мере, 6400 составляли крестьяне, так как это цифра общего количества лучников, которые набирались традиционно из числа крестьян. Из остальных  22700 человек какую-то часть, несомненно, составляли йомены, формировавшие контингент стрелков из арбалетов и тяжеловооруженных пехотинцев. Однако по результатам смотров этого года можно сказать, что крестьян было ещё больше. Так, в лучники записали уже 8088 человек, т.е. на 1688 человек больше, чем предполагалось до проведения смотров. Очевидно, это произошло за счет сокращения стрелков из арбалетов и тяжеловооруженных пехотинцев, т.е. у части этой категории ополченцев просто не оказалось соответствующего вооружения и экипировки. Кроме того, часть ополченцев вообще не признали годными к военной службе. Таковых оказалось в целом по 17 графствам 842 человека. Однако они были выходцами не изо всех этих 17 графств, а только из шести (Дорсетшир, Линкольншир, Норфолк, Сомерсетшир, Саупгемтоншир, Сассекс). Непригодность представленных на смотрах стрелков из арбалетов и тяжеловооруженных пехотинцев коммпенсировалась лучниками[17].

В 1596 г., когда правительство ожидало испанского вторжения на Британские острова, королева распорядилась подготовить для охраны побережья 69000 ополченцев. из которых 41000 должны были выделить прибрежные графства и 28000 ополченцев – графства внутренних районов королевства. Из них 900 ополченцев из Уилтшира должны быть переброшены на остров Уайт[18].

Обычно военные смотры проводились в течение двух дней с интервалом в несколько дней. Поэтому их называли 1-й смотр и 2-й смотр. На первом смотре происходила инспекция самих ополченцев, их оружия, лошадей и амуниции и высказывались определенные замечания о выявленных недостатках. Затем ополченцам предоставлялось некоторое время для устранения этих недостатков. После этого устраивался второй смотр. Причем командиры и местные власти стремились унифицировать вооружение и экипировку ополченцев. Показательно, что от крестьян-ополченцев не требовали лошадей. Порой на военных смотрах делались серьёзные замечания по подготовленности к военной службе ополченцев. Так, во время одного смотра в 1583 г. в Нотргемптоншире командиры не засчитали в качестве подготовленных ополченцев из 9 копейщиков одного, из 24 легковооруженных всадников 11[19].

Очевидно, более эффективными были специальные смотры, которые проводились непосредственно капитанами отдельных воинских команд ополченцев. Они собирались также по распоряжениям Тайного совета и лордлейтенантов графств. Обычно они происходили весной и летом. Их главная цель состояла в том, чтобы определить произошедшие изменения в составе воинских команд ополченцев, т.е. выявить количество умерших, больных, а также точно установить, у кого какое вооружение и амуниция имеются на данный момент. Так, например, из трех смотров, которые предписал провести Тайный совет в Ланкашире, два были специальными смотрами. Один из них провели за 4 дня до Пасхи, второй – на Троицу и третий, двухдневный всеобщий военный смотр – на день Св. Михаила (т.е. в конце сентября – В. М.). Вместе с тем правительство разрешало самим капитанам проводить смотры гораздо чаще – раз в месяц, раз в неделю и даже ежедневно[20]. Специальные военные смотры, проводимые капитанами отрядов, были более тщательными. Ни один ополченец не выпадал из поля зрения командиров, поскольку на них не было такого большого скопления людей, как на всеобщих военных смотрах графств. Таким образом, если учесть, что командирами были дворяне, то частое проведение военных смотров могло быть средством нажима на крестьян при решении каких-либо хозяйственных спорных вопросов между лендлордами и крестьянами.

Представители властей требовали, чтобы все ополченцы хорошо владели оружием, вплоть до того, чтобы с завязанными глазами могли им свободно пользоваться. Разумеется, крестьяне были недовольны частым отвлечением их на специальные военные смотры (как это отмечали капитаны из Гемпшира). Но зато этот вид военных смотров требовал гораздо меньших расходов денежных средств, чем всеобщие смотры графств, так как государство выплачивало определенные суммы денег их организаторам и распорядителям (master muster)[21].

Следует отметить, что если на специальных смотрах происходило, по существу, инспектирование крестьян-ополченцев, то на всеобщих смотрах графств участвовали и городские ополченцы. Поэтому всеобщие смотры по форме были более пышными и зрелищными, так как горожане часто приходили на них с различными украшениями, барабанным боем и т.п.[22]

Как уже отмечалось, оба вида военных смотров проводились весной, летом и ранней осенью. Однако иногда, из-за каких-либо непредвиденных обстоятельств, правительство предписывало проводить их и в зимнее время. Например, это произошло в 1596 г., когда вновь ожидалось вторжение на Британские острова испанских войск, причем именно в зимнее время. Зимой властям графств и лорд-лейтенантам требовалось гораздо больше времени и средств на подготовку и проведение военных смотров. Например, графу Кенту потребовалось на это три месяца. Известно, что в 1588 г. граф Гантингдон лично инспектировал ополченцев каждой сотни графств, но не смог это сделать в Уэстморленде из-за сильного снегопада[23]. О трудностях проведения военных смотров в зимнее время писал сэр Генри Кромвель, соглашаясь, однако, что провести их необходимо из-за опасности испанского вторжения, напомнив попутно, что испанские солдаты «очень умелые»[24]. В целом, зимние военные смотры были редким явлением, хотя в 1620-е годы их устраивали чаще. Весьма показательно, что правительство придавало важное значение срокам проведения военных смотров в весенне-летний период, принимая во внимание сроки циклов сельскохозяйственных работ, что, конечно, отвечало интересам крестьян. Так, сэр Генри Невилл считал идеальными сроками проведения смотров вторую неделю июля, что как раз приходилось на промежуток между сенокосом и жатвой. Этот период был наиболее безболезненным для крестьянского хозяйства. Лорд Сесиль также отмечал, что крестьян не следует отрывать на военные смотры во время уборки урожая. Тем не менее случалось, что сроки смотров совпадали с циклами сельскохозяйственных работ, и тогда это вызывало недовольство, а то и просто протест крестьян. Надо сказать, что правительство незамедлительно реагировало на это и переносило сроки смотров на время после окончания сельскохозяйственных работ. Так это было, например, в 1585 г.[25]

В период правления Якова I и Карла I Стюартов правительство не оговаривало четко сроки смотров, а лишь предписывало проводить их в период «между севом и жатвой», т.е. учитывая интересы крестьян[26].

По мнению графа Экзетера, идеальным сроком военных смотров было время на Троицу, когда основные сезонные сельскохозяйственные работы уже закончены, дни достаточно длинные, а погода обычно стоит хорошая[27] Лондонский кабинет следил за сроками проведения военных смотров. Так, в 1627 г. Тайный совет выразил свое неудовольствие лорд-лейтенанту графства Гемпшир в связи с тем, что последний провел военные смотры в период сева и жатвы, что крайне неудобно для крестьян, а поэтому рекомендовал следующий военный смотр проводить на неделе после Троицы[28]. Изменение сроков проведения смотров могло происходить по причине отсутствия джентри-командиров или каких-либо иных обстоятельств, не связанных с крестьянами.

Имеются некоторые сведения о подготовке проведения военных смотров. Когда дата проведения смотра была определена и доведена до сведения крестьян, обязанных на них явиться, то последние должны были сразу же начать подготовку своего оружия и амуниции: чистить, точить и т.п. Видимо, у большинства крестьян оружия и амуниции в своем доме не было, и они хранились в качестве «общинных» в местной церкви. Дело в том, что крестьянские общины, как и городские корпорации, согласно статуту 1558 г., должны были приобретать и хранить определенный запас оружия и снаряжения для своих ополченцев[29]. В целом, видимо этот закон выполнялся, ибо как писал У. Гаррисон, «нет такого города или деревни, который не имел бы подходящего оружия и амуниции, хранящихся в одном отдельном месте с согласия всего церковного прихода, где они всегда наготове к применению в военных целях в требуемое время»[30]. В деревнях за хранение оружия отвечали констебли крестьянских общин и церковноприходские старосты. Они же осуществляли расходование собранных денежных средств общины на закупку вооружения и амуниции. Однако власти контролировали их в этих вопросах внутриобщинной жизни, поскольку это напрямую было связано с обороноспособностью государства. Так, уже с 1555 г. церковноприходские старосты обязаны были регулярно отсылать центральным властям свои отчеты о количестве оружия, амуниции, имеющихся на хранении в их приходах. Практика хранения общинного оружия и амуниции именно в церковных зданиях началась с 1570-х гг. и продолжалась до конца столетия[31].

Тем не менее в силу почти всегда сложной социальной обстановки в королевстве правительство было постоянно озабочено проблемой хранения на местах оружия, боеприпасов и амуниции. Ещё с 1573 г. в правительственных кругах шла настоящая дискуссия по этому вопросу. Суть её состояла в том, хранить ли оружие, боеприпасы и амуницию централизованно в одном месте, в крупных рыночных центрах или же децентрализованно, т.е. оружие отдельно от боеприпасов и т.п. У каждой точки зрения были свои сторонники и противники. Так, граф Гантингдон считал, что хранить оружие и боеприпасы в рыночных центрах нецелесообразно по той причине, что крестьяне «щвыряют его из одного места в другое, от одного констебля к другому и поэтому оно быстро портится»[32]. Сторонники децентрализованного способа хранения оружия, т.е. по домам крестьян, аргументировали тем, что в случае необходимости оно всегда под рукой и ополченцам не надо будет спешить за ним к месту хранения за несколько миль[33]. Шериф Герефордшира Генри Кок в своем письме к лорду Берли в 1595 г. предлагал хранить оружие каждого отряда ополченцев в деревнях среднего размера, в одном из домов и чтобы при каждом таком отряде был человек, обязанный следить за содержанием оружия, чистить и ремонтировать его[34]. В свою очередь, лорд Берли, напротив, опасался такого способа хранения оружия, ибо им, по его мнению, могли воспользоваться бедные крестьяне в случае мятежа. Однако Г. Кок в своем ответном послании Берли ставил в пример свое графство, где хранение осуществляется именно таким способом, правда, при надлежащих мерах безопасности. Он предлагал использовать все-таки его опыт и, в частности, правильно выбирать места для хранения оружия. По его мнению, такими надежными местами, например, могут быть дома, расположенные около мест проживания мировых судей графств. Важной мерой предосторожности он считал также хранение огнестрельного оружия и пороха в разных местах, удаленных друг от друга[35].

В обязанность местных властей входила доставка оружия и амуниции к месту проведения смотров. Однако правительство однажды заметило, что некоторые крестьяне-ополченцы зачастую не имеют надлежащего оружия и амуниции и заимствуют их в соседних общинах на время проведения смотров. Понятно, что это делалось с тем, чтобы не тратиться на приобретение вооружения. Впервые, видимо, такую практику власти заметили в Ланкашире и Чешире. Обман государства был разоблачен, и правительство стало предписывать местным властям и лордам-лейтенантам графств проводить все специальные смотры воинских команд графства одновременно в один день. Однако полностью устранить такую практику было сложно. Так, ещё в 1609 г. правительство вновь потребовало от лорд-лейтенанатов графств проведение военных смотров в разных частях графств в единый день с тем, «чтобы те, кто не подготовлены (к военным смотрам с соответствующим вооружением и амуницией – В. М.), не смогли бы заимствовать оружие из других районов графства»[36]. Однако осуществить все смотры одновременно по графству в единый день не всегда удавалось[37].

Совершенно ясно, что крестьянам отрываться от своих хозяйств на всеобщие военные смотры даже в периоды между циклами сельскохозяйственных работ было не очень удобно, ибо в хозяйстве были дела постоянно (например, уход за скотом и т.п.). Кроме того, большим неудобством для них было и то, что на эти смотры надо было добираться самостоятельно, проходя порой много миль от места их проживания по плохим дорогам. Иногда этот путь составлял до 20 миль в один конец. По военным стандартам XVI века воинским командам с оружием пройти даже 12 миль в день уже было слишком много. Считалось, что прохождение расстояния в 5-6 миль в день по плохим дорогам будет достаточно утомительным для солдат[38]. Крестьяне были недовольны ещё и тем, что оружие на эти смотры надо было нести на себе. Это недовольство они высказывали, а правительство принимало его во внимание и обсуждало в своих кругах. Альтернатива состояла в том, чтобы местные власти сами организовывали доставку оружия к местам смотров[39]. На практике, очевидно, решение этого вопроса зависело от самих командиров ополчений графств. Так, в Герефордшире командир местного ополчения Хемфри Конингсли приказал крестьянам самим нести на себе оружие и амуницию до места проведения военных смотров и идти, «как солдаты, а не как скоты»[40]. На острове Уайте один местный командир также требовал от крестьян носить на себе оружие и амуницию на военные смотры. В конце концов, лорд Берли распорядился, чтобы каждый ополченец носил на себе оружие и амуницию к местам военных смотров, если расстояние до них не превышает 6 миль, причем за это государство им платило из расчета 1 пенс за милю. Если же ополченец отказывался от переноски оружия и амуниции к местам смотров, то мог быть подвергнут 4-х дневному тюремному заключению[41].

Очевидно, эта проблема заставила правительство более четко отрегулировать вопрос об удаленности самих таких мест проведения военных смотров. Власти стремились назначать их в таких местах, до которых ополченцы смогли бы дойти за один день. Это не всегда удавалось, и случалось, что смотры назначались в местах, до которых ополченцам надо было добираться несколько дней. Кроме того, всеобщие и даже специальные военные смотры устраивались в местах, известных в народе в религиозном или общественном плане[42].

Смотр ополченцев начинался обычно с 8 или 9 часов утра. Это означало, что крестьянам следовало прибыть к местам проведения смотров уже накануне вечером. В лучшем случае на смотр уходил день, и только на следующий день они могли отправляться по домам. Таким образом, крестьяне тратили на один смотр не менее 3–4-х дней. На военных смотрах, проводимых во второй половине XVI в., основное внимание властей уделялось почти исключительно только осмотру вооружения и амуниции ополченцев, в том числе и из крестьян. При Якове I и Карле I стали практиковать ещё и проведение военных учений ополченцев. В ходе смотров одновременно происходила своеобразная «сортировка» ополченцев на категории. Таковых было три: первая фигурирует в источниках под названием «обязанных (способных) людей». Далее выделялась «вторая категория». Третья категория именовалась, как «не пригодные, но годные для охраны сельской местности». Эту последнюю категорию ополченцев можно попросту назвать «нерегулярными» ополченцами, находящимися на положении самого крайнего резерва[43].

Надо отметить, что правительство практиковало оплату крестьянам за дни участия в военных смотрах. Правда, с 1573 г. оплачивались только дни смотров, приходившиеся на праздники. Оплата производилась из расчета 8 пенсов за день смотров каждому ополченцу, а в XVII веке её повысили до 9 пенсов в день[44]. Кроме того, в конце правления Елизаветы I было принято три акта «По необходимости оплаты солдат и моряков», названных как «Государственная служба». По ним допускалась выплата пенсий за счет денежных средств, собираемых в графствах на военные нужды. Трудно определить, в какой мере крестьяне могли получать такие пенсии в случае их привлечения к военным действиям. Так, в Дербишире в 1594 г. пенсию в размере 12 пенсов в неделю предоставили одному алебардщику за то, что он получил ранение во время учений на всеобщем военном смотре[45].

Власти стремились внешне упростить военные смотры, запрещая всякого рода «пышности», к которым обычно были склонны джентри и горожане. Зато после всеобщих военных смотров шерифы, мэры городов и джентри нередко устраивали угощения для ополченцев, включая и выпивку[46].

Несмотря на все эти привлекательные моменты, все же немалая часть крестьян стремилась под разными предлогами уклониться от участия в военных смотрах, хотя по закону это наказывалось 10-и дневным тюремным заключением и штрафом в 40 шиллингов[47]. По-видимому, в повседневности выявлением таковых занимались сами лорды-лейтенанты графств. Уклоняющихся крестьян мировые судьи и члены королевских комиссий по военным смотрам привлекали к суду в так называемые четвертные сессии. Сведения о таких делах частично сохранились в источниках. Так, например, некий сэр Джон Пекингтон, член комиссии по военному смотру, получил признание двух вустерширских крестьян (Richard Trewman and Thomas Boys, husbabdmen of Claines), уклонившихся от военных смотров. Другие случаи расследований по делам крестьян, не явившихся на военные смотры в графстве Вустершир, свидетельствуют о том, что крестьяне порой стремились уклониться от смотров уже на стадии вручения им вызова на эти смотры деревенскими констеблями[48]. Примерно то же самое прослеживается по военным смотрам 1596 г. в Стаффордшире. Например, там один констебль жаловался мировым судьям графства, что, когда он вручал вызовы на военный смотр двум крестьянам, то они «произнесли очень злую речь и не подчинились требованию явиться на смотр»[49]. Ниже приводятся данные об уклонившихся от военных смотров крестьян Стаффордшира, (см. таблицу 3)[50]. Предварительно заметим, что все уклонившиеся от военных смотров были крестьянами, выходцами из различных сотен графств. На это указывают как терминология (husbandmen, yeomen), так и косвенные данные: наличие констеблей, которые вызывали их на смотры и название мест их проживания, хотя всех крестьян могли именовать: «уклонившиеся», «отсутствующие», «нарушители».

Таблица №3.

Сведения о численности уклонившихся от участия в военных смотрах по Стаффордширу за 1596-1602 гг. (Источник: Boyton L. Op. Cit. P. 29-30.)

Годы

Сотни

Количество человек

Терминология источника

1596

Fenton

2

«defaulters» (уклоняющиеся)

--

Totmonslow

Cuttlestone

}42

«defaulters» (уклоняющиеся)

--

Perihill

69

«absentees» (отсутствующие)

--

Penkhull

10

«absentees» (отсутствующие)

--

(название отсутствует)

14

«absentees» (отсутствующие)

--

Leak

1

«absente» (отсутствующий)

1598

Cheadle

3

«absentees» (отсутствующие)

1599

(название отсутствует)

1

«husbandman» (крестьянин)

1600

(название отсутствует)

9

«yeomen» (йомены)

1601

(название отсутствует)

87

«offenders» (нарушители)

1602

(название отсутствует)

58

«absentees» (отсутствующие)

Таким образом, наиболее массовые уклонения крестьян от военных смотров по данному графству отмечаются в 1596 и в 1602 г. Причем, многие из них уклонялись от участия в военных смотрах по нескольку раз. Тем не менее во всех случаях власти преследовали крестьян в судебном порядке за уклонение от военных смотров. Правительство постоянно требовало от местных властей представить списки лиц, уклоняющихся от участия в военных смотрах. В календарях государственных бумаг содержится множество указаний на это, а также записи о получении требуемых списков. К сожалению, их содержание не раскрывается. Иногда лишь указывается общее количество лиц по графству без пояснения их социального статуса[51].

В связи с участием крестьян в военных смотрах возникла ещё одна проблема. Дело в том, что часть крестьян имели обязательства перед своими лендлордами по выплате им некоторой суммы денег на военные расходы. Статут 1558 г. о военных смотрах не вмешивался во взаимоотношения между крестьянами, фермерами и лендлордами. Такие обязательства крестьян и фермеров перед лендлордами фиксировались в договорах по аренде. Следовательно, платить лендлордам на военные нужды должны были крестьяне-лизгольдеры и фермеры. Как известно, ещё Генрих VII запретил феодалам содержать так называемые «ливрейные свиты», которые, по сути дела, были их личными вооруженными отрядами, достигавшими несколько сот человек. Существовавшая практика денежных сборов с крестьян на военные нужды лендлордов стала вызывать рецидивы подобных «ливрейных свит» в конце XVI-начале XVII в. Так, например, в 1601 г. некий лендлорд Ричард Чолмли мог собрать собственную воинскую команду из 500 человек совершенно свободно в одном из своих маноров и провести как бы свой личный военный смотр. Причем он мог отказать вправе присутствовать на этом смотре королевским комиссарам по военным смотрам[52].

По закону и такие лендлорды обязаны были присутствовать на военных смотрах со своими отрядами из числа крестьян. Однако они зачастую отказывались это делать и даже настраивали своих крестьян не являться на них. Возникла и такая практика, когда некоторые джентри, заключая договоры об аренде с крестьянами и фермерами, включали в них пункты о том, что последние обязаны за них являться на военные смотры или выставлять специальных людей для этого. Так, некий джентльмен Эдвард Брунелл включил подобную статью в арендный договор, заключённый им с неким Томасом Ходдикином, по которой последний обязывался выставлять алебардщика в военное время. Причем, предусматривалось, что его даже можно будет отправлять для ведения боевых действий за пределами королевства. Подобные случаи были не редкостью, и дела о них рассматривались в Суде Звёздной палаты. Об этом же повествует и Джон Селдом в «Застольных разговорах», где он прямо говорит, что держатели должны сражаться за своих лендлордов[53]. Обычно же государство не привлекало крестьян для военной службы за границей. Так, например, в 1596 г. Тайный совет предписывал лорд-лейтенанту по Линкольнширу набрать 94 обученных военному делу человек для несения службы в Ирландии. При этом подчеркивалось, чтобы он не набирал их из числа «бродяг и людей низшего сорта», которые при удобном случае разбегаются от своих командиров. Предлагалось 47 человек из них вооружить как тяжеловооруженных пехотинцев с пиками, 24 человека callivers (лёгкими аркебузами – В. М.) и 23 человека – мушкетами и одеть в униформу. Капитанам разрешалось платить им по полпенса за каждую милю их удаления маршем от Честера, а затем определить им ежемесячное жалованье[54].

О распространенности практики выставления лендлордом на военные смотры своих крестьян-держателей свидетельствует и то, что в 1610 г. Ф. Бэкон вынашивал идею ввести во время военных смотров устный опрос ополченцев о том, чьими держателями они являются и каков статус их земельного держания[55]. Очевидно, правительство хотело точно знать, каким вооруженным отрядом из числа своих крестьян может располагать тот или иной лендлорд, поскольку зачастую их могли подозревать в католических заговорах против государства. Так, например, Тайный совет пытался выяснить потенциальные военные возможности сэра Томаса Грешема, т.е., как много своих крестьян он может привлечь в свой воинский отряд. Оказалось, что около 100 крестьян обязаны ему платой на военные нужды[56]. Вполне понятно, что в случае необходимости он мог бы попросить у своих крестьян вместо денежных взносов лично участвовать в военной службе на него. Когда Елизавета I в 1586 г. направила графа Шрусбери к графу Гантингдону, то она полагала, что с ним в военном отряде будет множество его крестьян и слуг. Сам же граф Гантингдон заявлял, что будет назначать командиров кавалерии из числа джентри с тем, чтобы они пополняли недостаток людей в воинских командах за счет своих крестьян и слуг[57]. Очевидно, такая практика комплектования воинских отрядов была выгодна для государства, и она была легализована, но военные обязательства в плане вассалитета не допускались, чтобы отдельные лендлорды не могли собирать под своими знаменами воинские команды своих вассалов. Однако лендлорды могли подчас отозвать из ополчений графств своих крестьян-держателей. Например, подобный случай имел место в самый неподходящий момент, в 1588 г., когда для королевства была реальная угроза испанского вторжения[58]. Тем не менее личные связи лендлордов и крестьян продолжали во многом определять и военный аспект их взаимоотношений. Так, сэр Генри Кромвель лично призвал всех своих крестьян-копигольдеров манора Ремзи – на военный смотр[59]. Известны и случаи, когда лендлорды использовали своих вооруженных крестьян в собственных целях. Так, в 1593 г. во время ссоры между двумя лендлордами один из них вторгся во владения другого с вооруженным отрядом и причинил ущерб хозяйству соседа[60].

Несмотря на все архаизмы и рецидивы феодальной вольницы, государство было заинтересовано в привлечении крестьян в ополчения графств даже с помощью их лендлордов, так как горожан привлечь в ополчения да ещё заставить участвовать в военных смотрах было гораздо труднее.

После проведения военных смотров, представители местных властей составляли специальный письменный документ («сертификат») о том, что данная команда является подготовленной для выполнения военной службы и т.п. Этим документам правительство придавало большое значение и даже требовало аккуратности при их составлении лорд–лейтенантами и их помошниками. «Сертификаты» требовалось быстро отправлять в Лондон. За задержку местные власти могли не только получить порицание, но и наказание[61]. В Лондоне всю эту корреспонденцию о военных смотрах контролировал Тайный совет и Лорд Канцлер. При первых Стюартах был назначен особый чиновник, ведавший сведениями о военных смотрах, который был распорядителем всех военных смотров королевства[62].

Елизавета I Тюдор сама внимательно вчитывалась в сведения о военных смотрах и тем самым всегда была в курсе состояния вооруженных сил королевства. Поэтому, когда однажды она получила в ответ на свой запрос невразумительную справку от Тайного совета о состоянии вооруженных сил на данный момент, так как очередные военные смотры не были проведены из-за уборки урожая, то она сочла это как ослабление обороноспособности государства и распорядилась немедленно провести военные смотры[63].

С помощь «сертификатов» военных смотров государство могло непосредственно влиять на вооружение, экипировку и численность ополченцев, требуя от властей графств и лордов–лейтенантов увеличить численность воинских команд, вооружения и т.п. Государство даже пыталось проводить унификацию вооружения и амуниции ополченцев. Вряд ли это имело большой успех, так как крестьяне, составлявшие большую часть ополчений графств, имели ограниченные возможности для приобретения вооружения и амуниции. Правда, кое-что правительству в этом плане удавалось предпринять. Так, например, Девонширские власти подверглись однажды правительственной критике за то, что в графстве нет в достаточном количестве огнестрельного оружия и обученных ополченцев. Письменные свидетельства о военных смотрах по Эссексу («сертификаты») от 1573 и 1577 гг. показали правительству Елизаветы, что общее количество потенциальных пехотинцев, формировавшихся в основном из крестьян, уменьшилось на 1398 человек, количество копьеносцев на 13 человек, а легковооруженных конников на 11 человек. Очевидно, Тайный совет сделал внушительное наставление по этому поводу местным властям, и на следующем военном смотре количество пехотинцев возросло на 1254 человека, копьеносцев на 25 человек, а легковооруженных конников на 99 человек[64].

Ещё одна проблема, связанная с военными смотрами, состояла в том, что существовало разночтение со стороны местных властей выражения «пригодные к военной службе люди». Лондонский кабинет требовал от лордлейтенантов графств и мировых судей, чтобы на военные смотры прибывали именно такие люди. Только таких требовалось записывать в «сертификаты» смотров. На местах же власти по-разному трактовали термин «пригодные» к военной службе. Так, например, в 1560 г. в «сертификате» по Беркширу вместо 6000 человек, участвовавших в военном смотре, записали только 1000 человек из-за того, что остальные 5000 не были обеспечены оружием.

Таким образом, власти Беркшира посчитали возможным записать в качестве «пригодных» только ополченцев, имевших достаточно оружия и амуниции. Но в 1573 г. в том же графстве по результатам очередного военного смотра в качестве «пригодных» власти записали всех присутствовавших ополченцев. В 1580 г. после военного смотра в этом же графстве к категории «пригодных» отнесли 5100 человек, а 7400 человек как «не пригодных»[65]. К сожалению, количество крестьян как в одной, так и другой группе установить невозможно. Однако понятно, что их было большинство, так как крупных городов с большим числом населения в этом графстве не было.

По подсчетам К. Бойтона общее количество ополченцев на военных смотрах по графствам в 1570 составило 589981. В последующие годы численность ополченцев на смотрах уменьшается[66]. Так, в 1588 г. общая численность ополченцев, по данным Т. Вильсона, составила 389472 человека. Однако, как он пишет, «половина или третья часть из них были пригодны с домашним оружием»[67]. Подготовленными к военной службе и вооруженными из них было 185312 человек, новобранцев – 13682 человека, тяжеловооруженных конников – 1652 человека, легковооруженных конников было 16400 человек, слуг оруженосцев – 21040 человек. Кроме всех этих категорий ополченцев, королева располагала собственной конницей из числа дворян и пехотой. По Вильсону, это составляло ещё 200000 человек[68]. В этом году, по словам Т. Вильсона, королева велела призвать на военную службу в связи с угрозой испанского вторжения всех мужчин в возрасте от 16 до 60 лет, кроме знати, джентри, клириков, школяров, юристов и чиновников. Весьма показательно, что к этим категориям она причислила и крестьян, необходимых для обработки земли. В результате в списки военных смотров в том году были добавлены ещё 300000 человек, из которых от половины до одной трети были обеспечены своим оружием[69].

В феврале 1598 г. правительство разослало распоряжения по графствам о проведении военных смотров, указав при этом, что на них необходимо собрать 45800 ополченцев, а смотры провести весной того же года[70]. Кроме того, королева разослала лордлейтенантам графств инструкцию о том, как провести военные смотры, какое вооружение должны иметь ополченцы, как формировать воинские команды и чему они должны научиться на смотрах[71]. Таким образом, королева понимала необходимость элементарной военной подготовки ополченцев, состоящих в основном из крестьян.

По данным свитков военных смотров 1608 г. по Глостерширу, из 19402 человек крестьян-йоменов было 1037 человек, 144 человека были записаны как сыновья и братья йоменов, 3774 человека были записаны как «крестьяне», а 1831 человек как «рабочие», т.е. по сути дела, тоже крестьяне-батраки. Джентри в этом списке составили 457 человек, а остальные были горожанами (торговцы и ремесленники – В. М.). Таким образом, доля всех крестьян в ополчении Глостершира составила в этом году более 7 тысяч человек или более 30% от общего числа ополченцев[72].

Судя по данным календарей государственных бумаг, при Якове I Стюарте крупномасштабные военные смотры ополчений графств были проведены ещё в 1624 г., когда в 33 графствах лордлейтенанты и местные власти смогли собрать на них 75683 пехотинца и 4521 всадника[73]. Вполне понятно, что и на этот раз подавляющее большинство составляла пехота, которая традиционно формировалась из числа крестьян.

Таким образом, за весь изученный период только в 1588 г. Англия располагала самой значительной по численности армией, в которой, несомненно, подавляющее большинство составляли крестьяне. Вместе с тем совершенно очевидно, что поголовно всех крестьян, способных держать оружие в руках, в армию не призывали даже в этот критический для государства момент. Вопрос о том, каких крестьян призывать, а каких не призывать на военные смотры, очевидно, решался на местах представителями местных властей графств.

Военная история Англии второй половины XVI в. ознаменовалась началом широкого перевооружения – традиционно холодное оружие заменялось на огнестрельное. Естественно, что это затронуло и крестьян. По мнению К. Бойтона, особенно активно этот процесс происходил в период с 1573 по 1587 гг.[74] Для крестьян это означало увеличение расходов на приобретение оружия. Поэтому вряд ли перевооружение крестьянских ополчений происходило быстро. По свидетельству У. Гаррисона, едва ли в каждой деревне крестьяне могли вооружить больше одного пехотинца огнестрельным оружием[75].

Интересно, что, кроме основного военного значения, смотры ополчений графств для правительства были ещё и показателем имущественного достатка крестьянских хозяйств. Сами же крестьяне отнюдь не стремились показать истинное состояние доходности своих хозяйств, а скорее, наоборот – скрыть его от дотошных королевских чиновников и местных властей. Так, известно, что в северных графствах, где крестьяне несли пограничную службу (до соединения Англии с Шотландией в 1603 г. – В.М.) на военные смотры они не приносили того оружия и амуниции, которые у них имелись из-за опасения впоследствии более тяжелого обложения со стороны государства на военные нужды[76]. Даже во время ожидаемого испанского вторжения в 1588 г. крестьяне Гемпшира не принесли на военный смотр всё имевшееся у них оружие и амуницию из-за опасения создать для властей прецедент для более высокого обложения. Как отмечалось, «люди будут больше опасаться нового увеличения сборов на вооружение и снаряжение, которое будет постоянно налагаться на них и их потомков»[77]. В результате в стране складывалась парадоксальная ситуация, когда люди приобретали оружие и амуницию сверх того, что им полагалось согласно их имущественному положению, а потом никогда и нигде их не показывали, опасаясь увеличения государственного обложения на военные нужды. В знаменитой Ландсдаунской рукописи по этому поводу имеется послание шерифа Герефордшира Г. Кока лорду Берли: «Многие люди хранят свое оружие и амуницию взаперти в своих (домашних – В.М.) оружеехранилищах, без какой–либо готовности совершенствовать его. Этот недостаток возник из-за существующего правила, по которому, если человек однажды сообщил письменно о количестве лошадей, оружия и другом снаряжении, которое он имеет в готовности для службы Её Величеству, то это сохраняется записанным, даже если его материальное положение изменится. Это странное правило и причудливость приводят к утаиванию и замалчиванию сведений о значительных силах, как в коннице, так и вооружении в королевстве, которые, будучи скрыты, не могут быть соответственно улучшаться или хорошо использоваться для каких-либо целей»[78].

Очевидно, это все же в большей мере касалось йоменов и джентри и в меньшей мере крестьян копигольдеров и фригольдоров, которые не стремились иметь много оружия. Известен пример, когда один уилтширский крестьянин в 1606 г. был наказан за то, что не имел полагающегося ему оружия для участия в военном смотре, а остальные крестьяне из его селения испытывали такую же угрозу со стороны лордлейтенанта графства. Для предотвращения этого они направили петицию королю, в которой напоминали, что все они освобождены от сборов на вооружение и амуницию для ополчения графства[79].

Скорее всего, именно крупные лендлорды стремились иметь в своих домашних арсеналах много вооружения и амуниции, чтобы вооружить своих крестьян и иметь, таким образом, свой воинский отряд. Крупные лендлорды обязаны были иметь при себе лишь определённый минимум вооружения и амуниции, предназначенный для вооружения своих крестьян-держателей в качестве ополченцев. Так, например, Сесиль настаивал, чтобы именно этот момент был отражен в упомянутых выше «сертификатах» по результатам военных смотров графств. Однако местные власти не всегда стремились предоставлять такие сведения в полном объёме, о чем свидетельствует запись по Линкольнширу, в которой говорится, что шериф графства Эдвард Димок не включил такие данные в «сертификат»[80]. Кроме того, проведенный мною анализ почти 100 завещаний йоменов и других категорий крестьян местечка Нересборо (Ланкастершир) за период с 1558 по 1642 гг. показывает, что лишь два йомена имели среди своего домашнего имущества мечи и один «рабочий», т.е. деревенский батрак, имел два топора, которые условно можно отнести к боевому оружию[81].

Источники свидетельствуют о том, что порой крестьяне всей деревней могли отказаться от участия в военных смотрах графств. Например, одна деревня в Эссексе, ссылаясь на старинную «книгу смотров», которую крестьяне бережно хранили, заявила властям, что не обязана отправлять людей на военный смотр в Колчестр[82]. Очевидно, в таких «книгах» указывались и суммы платежей с деревенских общин на военные нужды государства. По мнению К. Бойтона, такие «книги смотров» стали лучше составляться и вестись лордлейтенантами графств после 1588 г. В эти книги включали все приказы и распоряжения военного характера, а не только списки ополченцев и оружия. Правительство заготавливало для себя копии этих «книг смотров»[83].

В изучаемый нами период правительство не посылало крестьян-ополченцев для несения военной службы за границей или для участия в боевых действиях на континенте. Фактически они предназначались только для обороны королевства на случай вторжения врагов. Однако против внутренних врагов ополчения из крестьян правительство было готово применять и действительно иногда применяло. Правительство стремилось использовать ополченцев одного графства на территории другого графства. Так, это имело место в 1590-е гг., когда произошёл ряд локальных восстаний крестьян и городских низов. Например, крестьяне-ополченцы из Корнуолла и с острова Уайта использовались для подавления восстания на севере Англии в 1569 г. Отсутствие множества крестьян и ремесленников Корнуолла в этом году негативно отразилось на экономике графства[84]. Этот факт косвенно свидетельствует, что в том году из Корнуолла призвали в ополчение и отправили на подавление восстания на севере достаточно много крестьян. О том, что ополчения графств продолжали использовать для подавления различных восстаний, свидетельствует множество источников периода ранних Стюартов. Так, например, в 1631 г. их использовали для подавления восстания крестьян в Динском лесу, где восставшие в количестве 500 человек имели воинское вооружение («warlike weapons») и «маршировали, как солдаты, с барабанным боем»[85].

Правительство предпочитало, чтобы ополчения графств состояли «не из людей низшего сорта», а из состоятельных, способных вооружить и содержать себя[86]. При Карле I даже издавались специальные инструкции о том, чтобы в воинские команды (Trained band) не записывали случайных людей, но призывались лица из семей джентри, фригольдеров и состоятельных фермеров[87]. На практике же зачастую оказывалось, что это желание было трудно осуществить. Например, даже в тревожные дни ожидания испанского вторжения в 1588 г., как писал один из представителей местных властей Гемпшира, ополчение графства состояло в основном из крестьян и поденщиков, «которые не могут быть оторваны от земли»[88]. Кроме этого, крестьян-поденщиков было трудно привлечь в опочение из-за их непостоянного места жительства.

Интересно, что во время военных смотров с ополченцев требовали принесения клятвы верности монарху. Лорд Берли хотел её отменить, но государственный секретарь Уолсингем настоял на её сохранении. Этой же линии придерживался в начале XVII века и лорд-канцлер Ф. Бэкон. Кроме этого, существовала ещё присяга, даваемая перед проведением военных смотров, очевидно, командирами ополчений графств. В ней, в частности, говорилось о том, что ополченцы набраны из этого графства, причем из тех жителей графства, которые обязаны являться на смотры и т.п.[89]

Военные смотры по графствам выявили ещё одну проблему в отношении крестьян – это обучение их пользованию новыми образцами огнестрельного оружия. Об этом, в частности, писал один представитель местных властей Шропшира, называя крестьян «грубыми пахарями», способными только сбивать с ног ударом. Однако нельзя считать, что крестьяне совершенно не умели пользоваться огнестрельным оружием. Так известно, что во время одного восстания в 1631 г. в графстве Уилтшир крестьяне использовали мушкеты и «другое незаконное оружие», объединялись в войско («meeting in troops») в большом количестве и т.п.[90] Государство ценило этого «грубого пахаря», плохо владевшего огнестрельным оружием, даже когда шло переоснащение вооружений ополченцев в конце XVI – начале XVII веков. Это совершенно четко продемонстрировали парламентские дебаты о возобновлении законов об ограничении огораживаний, когда Р. Сесиль использовал именно этот аргумент, заявив, что наилучшие солдаты как раз из числа пахарей[91].

В правительственных кругах даже разрабатывался план создания чисто крестьянского войска, составленного из лучников и пехотинцев, вооруженных алебардами, которые были известны как «деревенское вооружение». Огнестрельным оружием, по мнению правительственных кругов, целесообразнее вооружать городских ополченцев, ибо они лучше знают друг друга, что отвечало потребностям тогдашней военной тактики. Кроме того, ремесленники быстрее и лучше осваивали огнестрельное оружие, более эффективно могли за ним следить и даже ремонтировать[92].

Правительство дважды во второй половине XVI в., в 1588 и в 1597 гг., отдавало распоряжения местным властям о необходимости доведения количества пехотинцев с огнестрельным оружием до половины общего числа ополченцев графства, а ещё лучше до 2/3[93]. Это, естественно, не могло не затронуть и крестьян, составлявших значительную долю ополчений графств. Это означало неизбежный рост крестьянских расходов на приобретение огнестрельного вооружения.

При Карле I Стюарте практика проведения военных смотров сохранялась, и крестьян по-прежнему привлекали на них. Как указывалось выше, в первые два года король не уделял значительного внимания этому аспекту внутренней политики. В календарях государственных бумаг за 1625-1626 гг. имеются всего два упоминания о военных смотрах флота и моряков и ни одного упоминания о военных смотрах ополчений графств[94]. Так что в эти годы крестьян вообще не отрывали от сельскохозяйственных работ. Относительно спокойными для них были и два последующих года, когда лишь однажды провели военный смотр в графстве Гемпшир[95]. Зато в 1629 – начале 1630-х гг. военных смотров провели много. В календарях государственных бумаг приводятся конкретные цифровые данные по пятнадцати графствам[96]. Анализ этих данных показывает, что всего в них участвовало 30283 человека. На наш взгляд, крестьяне, участвовавшие в этих военных смотрах, фигурируют почти в каждой упоминаемой категории, кроме таких, как «всадники», «тяжеловооруженная пехота», «вооруженные огнестрельным оружием», «частное оружие (private arms)». Таковых, по моим подсчетам, было всего 17105 человек. Значит, общее количество крестьян, участвовавших в военных смотрах, составляло  13178 человек. Эта цифра, хотя и не округленная, может колебаться в ту или иную сторону, так как в графе «подготовленные» и «пригодные» могли быть записаны не только крестьяне, но и другие социальные категории. Вместе с тем надо учесть и тот факт, что среди «вооруженных огнестрельным оружием» также могли быть крестьяне. В целом, это не меняет общей картины численности крестьян на военных смотрах этих пятнадцати графств в 1629 – начале 1630 гг. Без преувеличения и натяжки можно констатировать, что они составляли более половины всех ополченцев. Можно сделать ещё одно замечание в том плане, что если сельская местность графств давала в ополчения тысячи человек, то города гораздо меньше. Так, известно, что г. Бристоль, считавшийся одним из крупных городов королевства и насчитывавший в 1600 г. 12 тысяч жителей, дал на военный смотр в 1629 г. всего три воинских команды по 100 человек в каждой[97].

Тайный совет продолжал контролировать проведение военных смотров в 1620 – 1630-е годы. Так, в 1627 г. в ответ на прошение жителей тауна Дерби о проведении военных смотров у себя по правилам городов Лондона, Норича и др. Тайный Совет разрешил им проведение таковых дважды в месяц (с проведением военных учений и принесением оружия), но ограничил число участников до 200 человек[98]. Подобных примеров содержится немало в актах Тайного совета. Это значит, что участие крестьян в военных смотрах было под контролем этого органа власти, ставшего уже одиозным в глазах многих социальных слоев населения королевства.

В заключении можно отметить, что английская монархия изучаемого периода уделяла значительное внимание военной организации и роли крестьянства в ней. Особенно это наблюдается с 1570-х гг. Правительство Елизаветы I Тюдор стремилось к широкому привлечению крестьян к участию во всеобщих и специальных военных смотрах, проводимых в графствах, сотнях и церковных приходах. Хотя степень интенсивности проведения военных смотров была разной на протяжении изучаемого периода, но крестьянам приходилось как минимум несколько раз в году участвовать в них, оставляя свое хозяйство. При назначении сроков проведения военных смотров правительство, учитывая занятость крестьян на сельскохозяйственных работах, старалось не отрывать их в разгар сева, уборки урожая и т.д. Тем не менее для части крестьян любой отрыв от их хозяйств был обременительным, и отсюда наблюдается их стремление уклониться от участия в военных смотрах. Даже частичная оплата участия крестьян в военных смотрах, видимо, не компенсировала возможные убытки, которые несли их хозяйства.

Государство возложило на крестьян и основную часть финансового бремени военных расходов, обязывая каждую крестьянскую общину закупать и хранить установленный минимум оружия и амуниции для своих ополченцев. Причем если в период правления Елизаветы I Тюдор в основном это было холодное оружие, то в начале XVII в. правительство все чаще заставляло их иметь и огнестрельное, что неизбежно увеличивало общинные сборы денежных средств на его приобретение.

Неслучайно в 1601 г. во время парламентских дебатов Сесиль, возражая против отмены законов об ограничении огораживаний и поддержки пахоты, говорил, что именно крестьяне (Ploughmen) дают большую часть сборов на военные нужды[99].

Часть крестьян-лизгольдоров была обязана военными платежами или военной службой своим лендлордам. Хотя в условиях второй половины XVI – первой трети XVII вв. это выглядело анахронизмом, правительство все же допускало такое положение вещей. Крестьяне ещё недостаточно были оснащены огнестрельным оружием и продолжали иметь на своем вооружении старые, традиционные крестьянские виды холодного оружия и луки. Стремление государственных органов власти перевооружить и переоснастить крестьян новыми видами вооружений пока ещё не дали ощутимого результата, хотя общая доля ополченцев, вооруженных огнестрельным оружием, несомненно, возросла в первой трети XVII в. по сравнению с 1570 – 1580-и годами.

Ополчения графств, составленные из крестьян, государство не использовало практически в военных кампаниях за границей. Частично их привлекали для подавления социальных волнений внутри королевства. С военной точки зрения, государство смотрело на крестьян, как на потенциальных пехотинцев, составлявших, пожалуй, большую часть вооруженных сил королевства. Данные всеобщих военных смотров по всему королевству в 1574, 1575, 1584, 1588, 1596, 1608, 1624, 1629-1630 гг. свидетельствуют о том, что английская монархия Тюдоров и первых Стюартов могла в случае необходимости иметь довольно крупную по численности сухопутную армию, значительную часть которой составляли крестьяне, в основном, в качестве легковооруженных пехотинцев. Это было важным фактором активной внешней политики английской монархии.


[1]     История Европы. Т.3. - С. 168. Здесь, однако, автор раздела О. В. Дмитриева не делает упор на то, что английская монархия не нуждалась в сухопутной армии.

[2]     Cruicksham K.C. Elizabeth’s Army. 2-nd Ed. – Oxford, 1966.; Boyton L. The Elizabeth Militia, 1558 – 1638. Toronto, 1967; Schwoeres G. “No Standing Armies”. The Antiarmy Idiology in 17-th Century England. - Baltimor – London, 1974.

[3]     Werham R. B. The Return Of The Armadas: The Last Years Of The Elizabeth On War Against Spain, 15595 – 1603. – Oxford, 1994.

[4]     Boyton K. Op. cit.

[5]     CSPD Vol. 1547 – 1565. Addenda. - P. 20.

[6]     Ibid., - P. 104.

[7]     SR Vol. IV. 4 Phil. and Mary Cap. 3. Ослабление пограничной службы крестьян в Нортумберленде отмечено в календарях государственных бумаг (CSPD Vol. 1547–1565. - P. 422).

[8]     W. Harrison. Description. - P. 235.

[9]     G. Schwoeres. Op. cit. - P. 8.

[10]   Boyton K. Op. cit. - P. 14.

[11]   APC Vol. 9. – L., 1894. - P. 371.

[12]   Boyton K. Op. cit. - P. 16.

[13]   APC Vol. 8. - P. 108.

[14]   W. Harrison. Description… - P. 235.

[15]  На основе данных английского историка Э. Ригби получается, что городское население Англии в 1600 г. составляло 337 тысяч человек (См.: Евсеев В. А. Английский город в тюдоровскую эпоху. - Иваново, 1995. - С. 13).

[16]   См. : Приложения. Таблица 4.

[17]   См.: там же. Таблица 5. Интересно, что из-за упадка крестьянских хозяйств королева лишилась 162 всадников и 50 пехотинцев (HMC Salisb. Part XIII. Addenda. - P. 253).

[18]   Sec. Eliz. Journ. - P. 147.

[19]   Boyton K. Op. cit. - P. 17.

[20]   Ibidem.

[21]   APC Vol. 20 - P. 89.; HMC Salis. Part 12. - P. 428.

[22]   Boyton K. Op. cit. - P. 18.

[23]   APC Vol. 26. - P. 286.

[24]   Boyton K. Op. cit. - P. 19.

[25]   Ibidem.

[26]   Ibid., -P. 20.

[27]   Ibidem.

[28]   CSPD Vol. 1627–1628. – L., 1858. - P. 94.

[29]   SR Vol. IV. 4 Phil. and Mary. Cap. 3.

[30]   W. Harrison. Description. - P. 235.

[31]   Cox J. C. Churchwardens’ Accounts. - L. ,1913. - P. 326-335.

[32]   Boyton K. Op. cit. - P. 23.

[33]   Ibidem.

[34]   Harrison G. B. Jacob. Journ. - P. 146.

[35]   APC Vol. 29. - P. 665.

[36]   Jcob. Journ. - P. 146.

[37]   APC Vol. 29. - P. 665.

[38]   Boyton K. Op. cit. - P. 25.

[39]   Ibidem.

[40]   Ibid.- P. 25-26.

[41]   Ibidem.

[42]   Ibidem.

[43]   Ibid.- P. 27.

[44]   Ibidem.

[45]   VHC Derbyshire. Vol. 2. - P. 136.

[46]   Boyton K. Op. cit. - P. 28.

[47]   SR Vol. IV. 4 Phil. and Mary. Cap. 3.

[48]   Boyton K. Op. cit. - P. 28.

[49]   Ibid.- P. 29-30.

[50]   Ibidem.

[51]   CSPD Vols. 1547 – 1640.

[52]   HMC Salis. Vol. 11. - P. 39– 40.

[53]   Selden John. 1586–1654. Table Talk being the discourses of John Selden. 2 -nd Ed.- L.: Dent, 1899. – P.67.

[54]   HMC Salis. Part. 6. - P. 376.

[55]   Ibid. Part 21. - P. 265.

[56]   Boyton K. Op. cit. - P. 32.

[57]   Ibidem.

[58]   Ibid.- P. 33.

[59]   HMC Salis. Part 9. - P. 314.

[60]   Eliz. Journ. - P. 261.

[61]   APC Vol. 20. - P. 414., Vol. 24. – Liech. 1974. - P. 278.

[62]   Boyton K. Op. cit. - P. 43.

[63]   Ibid., - P. 40.

[64]   CSPD Vol. 1595 – 1597. - P. 128; APC Vol. 24 - P. 29. , Vol. 26. – P. 214.

[65]   Boyton K. Op. cit. - P. 45–46.

[66]   Ibidem.

[67]   Th. Wilson. Op. cit.// Camden Society. Third series. Vol. LII. - P. 34-35.

[68]   Ibid. - P. 16.

[69]   Ibidem.

[70]   Sec. Eliz. Journ. - P. 258.

[71]   Ibid., - P. 263.

[72]   Campbell M. English Yeoman… - P. 348.

[73]   CSPD Vol. 1623–1625. - P. 521.

[74]   Boyton K. Op. cit. - P. 46.

[75]   W. Harrison. Description… - P. 235.

[76]   Boyton K. Op. cit. - P. 47.

[77]   Цит. по кн.: Boyton K. Op. cit. - P. 47.

[78]   Цит. по кн.: Boyton K. Op. cit. - P. 48.

[79]   HMC Salis. Vol. 24. Addenda. 1605 – 1668.- L., 1976. - P. 104.

[80]   CSPD Vol. 1595 – 1597. - P. 116.

[81]   Surtees Society. Vol. 104. - P. 122, 195.

[82]   APC Vol. 12. - L., 1896. - P. 51.

[83]   Boyton K. Op. cit. - P. 49, 108.

[84]   Ibid., -P. 108.

[85]   APC Vol. 46.- L., 1964. - P. 284, 352, 383.

[86]   Boyton K. Op. cit. - P. 109.

[87]   Tawney R. Op. cit. - P. 343-344.

[88]   Boyton K. Op. cit. - P. 109.

[89]   G. G. Cruickshank. Op. cit. Appendix № 8. - P. 294.

[90]   APC Vol. 46. - P. 352.

[91]   D’Ewes. Journals. - P. 674.

[92]   Tawney R. Agrarian Problem. - P. 343.

[93]   Boyton K. Op. cit. - P. 113.

[94]   CSPD Vol. 1625 – 1626.- L., 1858. - P. 358, 517.

[95]   Ibid. Vol. 1627–1628. - P. 94.

[96]   См.: Приложения. Таблица 6.

[97]   CSPD Vol. 1629 – 1630.- P. 43. По данным В. А. Евсеева в 1600 г. в г. Бристоле было 12 тысяч жителей ( Евсеев В. А. Указ. соч. - С. 131.).

[98]   APC Vol 1627 – 1628. – L., 1940 - P. 30.

[99]   Tawney R. Op. cit. - P. 343 - 344.

Условия копирования

Разрешается использование материалов сайта в своих работах и публикациях в некоммерческих целях. Можно ссылаться на данный сайт в качестве официального источника. Обязательным условием является сохранение авторских прав и установка ссылки на оригинал

Опубликовать

Для публикации своих научных статей и материалов на данном сайте, перейдите по ссылке