4.1. Аграрное законодательство Тюдоров и первых Стюартов
В отечественной и зарубежной историографии не раз обращалось внимание на аграрное законодательство английского абсолютизма[1]. Однако вопрос о том, в какой мере оно учитывало интересы крестьян, исследователями, практически, не ставился. Поэтому необходимо специально проанализировать каждый статут об ограничении огораживаний и некоторые другие законодательные документы, чтобы понять исходную позицию государственной власти в отношении нужд и чаяний крестьянства.
Известно, что за период правления Тюдоров и первых Стюартов в английском королевстве было принято более 10 статутов об ограничении огораживаний, множество прокламаций монархов, так или иначе относящихся к аграрной сфере, и немало отдельных распоряжений, касающихся положения крестьян. В основном, все они хорошо известны историкам-аграрникам, частично их анализировал и автор настоящих строк[2]. В изучаемый нами период были приняты несколько важных для крестьян законов об ограничении огораживаний, которые во многом повлияли на аграрное развитие страны и, естественно, не могли не отразиться на положении крестьян. Это статуты 1552, 1555, 1563, 1571, 1589, 1593, 1597 - 1598 гг.[3] Если внимательно изучить их содержание, то в каждом из них можно обнаружить статьи, прямо или косвенно относящиеся к крестьянам.
Так, уже в законе, «О поддержке и расширении пахоты», принятом в 1552 г., содержались важные для крестьян пункты о 12 присяжных, которые должны вместе с членами королевских комиссий расследовать случаи огораживаний[4]. Ведь по старинному обычаю в числе присяжных обязательно должны были быть несколько общинников. Чисто формально это означало, что представители крестьян получали легальную возможность оказывать определенное влияние на расследование по случаям огораживаний. Естественно, что это отвечало интересам крестьян. Однако в статуте были и статьи, не отвечавшие интересам крестьян. Так, например, закон запрещал огораживания пахотных земель и не запрещал огораживания на общинных угодьях, которые не распахивались крестьянами на протяжении последних 40 лет. На практике это могло означать, что если крестьянская община за последние 40 лет выделила отдельным крестьянам участки под пахотные наделы за счет общинных угодий, а лендлорды затем отобрали каким-либо образом эти участки и огородили их, превратив в пастбища, то они согласно этому закону не обязывались восстанавливать разрушенные ими крестьянские хозяйства. Кроме того, некоторые статьи косвенным образом не способствовали сохранению крестьянских хозяйств. Например, закон гласил, что если лендлорд огородил крестьянские земли под парк для разведения оленей, кроличьи садки, под посевы технических культур на основе имеющейся у него на руках лицензии, полученной у представителей королевской власти за последние 4 года, то он также не был обязан восстанавливать их под пахоту.
Однако этот закон был важен для малоземельных крестьян тем, что требовал формально не только реконверсии полнонадельных крестьянских хозяйств (20-и акровых), как это было всегда указано в предыдущих аналогичных законах Генриха VII и Генриха VIII, но всех крестьянских хозяйств, независимо от размеров. Видимо, включение этого пункта было одним из последствий восстания крестьян 1549 г. под руководством Р. Кета. Но, с другой стороны, для крестьян было плохо то, что закон из всех видов огораживаний запрещал лишь огораживания пахотных земель, а все остальные крестьянские общинные земли оказывались вне сферы его действия. Это значит, что ни государство, ни крестьяне не имели юридических оснований потребовать у лендлордов реконверсии ранее огороженных ими общинных угодий. Таким образом, крестьянские общинные угодья оказывались без законодательной защиты, т.е. государство как бы по-прежнему относило этот вопрос к сфере компетенции манориального права.
Данный закон, как справедливо заметили еще Т. Скрэттон, В. Ф. Семенов и некоторые другие историки, не был осуществлен, так как Уорвик был заинтересован в поддержке дворянства и, очевидно, именно по политической причине он не стал претворять его в жизнь[5]. Тем не менее представляет интерес само намерение законодателя в отношении крестьян. Если учесть, что на местах крестьяне успели узнать о сути этого закона, то наверняка приветствовали его, а сам лорд Уорвик в их глазах выглядел как государственный деятель, заботящийся об их интересах.
При Марии Тюдор был принят еще один закон о восстановлении разрушенных земледельческих хозяйств и расширении пахоты[6]. Ряд его статей также напрямую касался интересов крестьян. Согласно одной из них, восстановлению под пахоту подлежали лишь не менее чем 20 акровые крестьянские участки. Это означало, что малоземельные крестьяне были лишены законодательной защиты со стороны государства. Вместе с тем в законе были пункты, обязывающие восстанавливать крестьянские хозяйства даже в тех случаях, когда огораживатели продали кому-либо эти бывшие крестьянские наделы[7]. Причем закон предусматривал восстановление крестьянских хозяйств в тех же самых церковных приходах, где они находились до этого или же рядом с ними. Однако в статуте имелся и очень неприятный пункт для крестьян, согласно которому огораживатель, возвращая им земли, мог потребовать у них компенсации за свои вложения денег и труда в улучшение этих земель. На практике это могло значительно затормозить процесс реконверсии земледельческих крестьянских хозяйств или же просто превратить крестьян в должников этих огораживателей.
Судьбы крестьян во многом зависели и от чиновников, которые должны заниматься вопросами восстановления разрушенных крестьянских хозяйств, так как одна из статей статута предоставляла им право выносить самостоятельные решения в спорных случаях и производить землеустройство крестьянских хозяйств[8].
Таким образом, новый закон в отличие от предыдущего уже не брал под защиту малоземельные крестьянские хозяйства, и они оставались без законодательной государственной поддержки. Вне сферы действия закона оставались общинные угодья, которые лендлорды ранее захватили у крестьян. Закон ничего не говорил об их восстановлении и возвращении крестьянской общине, а значит, молчаливо признавал права огораживателей на них. В целом, закон не вмешивался во взаимоотношения крестьян и лендлордов. Он лишь в общей форме рекомендовал восстанавливать снесенные крестьянские хозяйства и почти не детализировал процедуру этого сложного и запутанного процесса. В свое время еще Р. Тоуни заметил, что самым важным моментом в нём, как и предыдущем законе, было введение в практику института королевских комиссаров, на которых возлагалась работа по расследованию огораживаний и восстановлению крестьянских хозяйств[9].
Новый аграрный закон был принят в период правления Елизаветы I Тюдор в 1563 г. Он назывался «Акт о поддержке и о расширении пахоты»[10]. Ряд статей его также касался крестьян. Прежде всего, отметим, что и этот закон брал под защиту крестьянские хозяйства, пахотные наделы которых были не менее чем 20 акров. Причем срок давности устанавливался довольно длительный, с 1509 г. Восстановлению подлежали лишь те крестьянские хозяйства, которые были земледельческими. Закон не признавал огораживания, произведенные по соглашению двух сторон, коими могли быть как крестьяне и лендлорды, так и сами крестьяне. Новый закон не требовал возвращения под пахоту огороженных ранее наделов малоземельных крестьян-коттеров, которые находились в пределах одной мили от домениального хозяйства их лендлорда. Закон разрешал лендлордам оставлять под пастбища ранее захваченные ими крестьянские угодья. Правда, оговаривались условия этого. Они были таковы: лендлорд в течение 4 лет пытался их улучшить и приспособить для пахоты.
Таким образом, новый закон хотя и брал под защиту пахотные крестьянские земли, но не все крестьяне могли найти в нем юридическую гарантию своих держательских прав. Так, сохранение в законе старого феодального принципа невмешательства в пределы иммунитетных территорий лендлордов на деле могло лишить крестьян, имевших держания на их землях, законодательной защиты своих держательских прав. Вне сферы его действия оказывались и крестьянские общинные угодья, захваченные каким-либо образом лендлордами и огороженные ими.
В 1571 г. был принят еще один елизаветинский закон «Об улучшении земледелия и развитии флота». Однако он фактически не касался непосредственно крестьян, но был призван стимулировать развитие земледелия путем установления невысоких пошлин на вывозимое зерно[11]. Разумеется, косвенно это отражалось и на крестьянах.
В 1585 г. парламент при продлении в очередной раз закона 1563 г. «О поддержке и о развитии пахоты» включил в него добавочную статью, согласно которой законодательному преследованию подвергались лишь огораживания 2-х годичной давности[12]. Это означало, что крестьяне, чьи земли были захвачены и огорожены ранее этого срока, теперь лишались законодательной поддержки и не могли рассчитывать на восстановление.
В 1589 г. после сильнейшего голода 1586-1588 гг. парламент рассмотрел и принял билль «О поддержке крестьянских хозяйств и пахоты», но королева его не подписала. О причинах этого можно только догадываться, но само содержание билля отвечало интересам крестьян. Однако парламент принял закон о коттеджах. Суть его состояла в том, что запрещалось сдавать дома (коттеджы) безземельным крестьянам (батракам) без 4-х акров земли при каждом доме (коттедже). В одном доме (коттедже) разрешалось селитьсь только одной семье[13]. Таким образом, корона стремилась ограничить рост числа безземельных крестьян, от которых не было особой пользы государству в плане сбора субсидий и привлечения на военную службу.
Наконец, в парламентскую сессию 1592-1593 гг. в палате общин при обсуждении о продлении закона 1563 г. « О поддержке и о развитии пахоты» джентри настояли, чтобы статьи этого закона, касающиеся пахотных наделов, а также наказаний за их нарушения, были отменены, хотя сам закон был продлен в очередной раз[14]. Однако без этих статей его сущность, по сути дела, была выхолощена. Для крестьян образовалась совершенно неопределенная правовая ситуация; формально закон продолжал оставаться в силе, но фактически теперь джентри могли заниматься огораживаниями крестьянских пахотных земель, не опасаясь санкций за нарушение закона. Вместе с тем такая ситуация была выгодна тем крестьянам, которые желали произвести огораживания по соглашению и тем самым перейти от системы открытых полей к строго индивидуальному ведению хозяйства без согласования с общиной.
Как следствие изменения общего курса аграрного законодательства, наблюдается рост огораживаний и эвикции крестьян в середине 1590-х годов. Это совпало с рядом неурожайных лет и вызвало, как было показано выше, ряд локальных восстаний крестьян. Все это в совокупности заставило правительство Елизаветы внести на рассмотрение парламента в 1597 г. два новых законопроекта об огораживаниях и поддержке крестьянских земледельческих хозяйств. Они назывались соответственно «Акт о поддержке земледелия и пахоты» и «Акт против упадка селений и пахоты»[15]. Оба они во многих отношениях касались крестьян, что даже отражено в их названиях. Так, первый из них требовал возвращения под пахоту всех ранее огороженных пахотных полей, обращенных под пастбища со дня вошествия на престол Елизаветы I Тюдор (17. 11. 1558 г.). Однако при этом оговаривалось, что должны быть восстановлены лишь такие пахотные земли, которые до этого, т.е. до 17. 11. 1558 г., находились в течение 12 лет под пахотой. Следовательно, на практике крестьянам, желавшим восстановления своих земледельческих хозяйств, предстояло еще доказать факт ведения именно земледельческого хозяйства на своих бывших землях аж с 1546 г., т.е. еще их дедам! Понятно, что в манориальных судах сделать это спустя почти полвека было крайне затруднительно для них. Ведь для этого надо было иметь на руках какие-либо письменные документы и найти живых свидетелей. Данный закон к тому же был территориально ограничен 25-ю графствами. Для крестьян важен был пункт закона, требовавший от огораживателей выплачивать им деньги при восстановлении их хозяйств. Закон сохранял установившееся до этого правило о законодательных гарантиях лишь не менее чем 20-и акровых крестьянских хозяйств. Это означало, что все малоземельные крестьянские хозяйства по-прежнему оказывались вне сферы действия закона, а значит, лендлорды могли их безнаказанно захватывать и огораживать. Кроме того, хотя закон и обязывал восстанавливать снесенные крестьянские хозяйства, но допускал очень невысокие темпы их восстановления. Так, лендлордам достаточно было восстановить хотя бы два крестьянских хозяйства в год. Более того, им даже разрешалось восстанавливать их не на прежнем, а в другом «удобном» месте. Причем, для кого это другое место было «удобным»: для крестьян или лендлорда, статут не конкретизировал. При такой правовой неопределенности на практике это могло вылиться в выселение крестьян на плохие, отдаленные и неудобные земли. Лендлордам разрешалось обмениваться землями с крестьянами при восстановлении хозяйств последних. В общем, можно сказать, что закон легитимировал разрушение традиционной для английской деревни системы открытых полей и выделение индивидуальных компактных хозяйств.
Закон четко не оговаривал реконверсию лендлордами крестьянских пахотных земель, проданных, подаренных и т.п. ими до дня принятия данного закона третьим лицам. В одной из его статей оговаривалось лишь, что лица, купившие эти земли, должны восстановить ¼ их часть. Однако кто должен (или вообще должен!) восстанавливать остальные ¾ части, статут не конкретизировал. Это означало молчаливое признания факта их конверсии. Надо сказать, Тайный совет сразу же разослал на места распоряжения шерифам и мировым судьям о необходимости немедленного исполнения этих аграрных законов в своих графствах, и, что показательно, это увязывалось с борьбой против роста пауперизма[16].
Оба статута действовали до 1604 г., когда их действие было приостановлено, но в 1607 г. под влиянием восстания крестьян в центральных графствах они вновь были продлены парламентской сессией и действовали до конца правления Якова I Стюарта, а затем и в период правления Карла I Стюарта[17].
В начале правления Якова I Стюарта, который, взойдя на английский престол в 1603 г., ещё плохо разбирался в экономических вопросах королевства да и просто не вникал в них, будучи озабочен более важной для него задачей укрепления личной власти и снижением полномочий парламента, сторонники огораживаний стремились протащить угодные им законы. Делали они это через принятие региональных статутов. Так, в 1606 г. парламент принял «Акт о наилучшем обеспечении лугами и пастбищами, необходимыми для поддержки земледелия и пахоты в церковных приходах Марден, Боденем, Уиллингдон, Суттон, Св. Михаил Суттон, Св. Николай Муртон, Тайн графства Герефордшир»[18]. Согласно ему каждый землевладелец мог огораживать только 1/3 часть своих земель, сохраняя проходы и проезды на них. Правда, закон рекомендовал сократить размеры огороженных земель в этих приходах и сохранить общинные права крестьян на угодья. За нарушение правил выгона скота на общинные угодья устанавливался штраф в размере 12 шиллингов за каждую неделю незаконного выпаса на них[19]. Это был единственный новый закон, касавшийся огораживаний, принятый при первых Стюартах. Таким образом, перед нами редкий случай вмешательства общего права в манориальное право.
В целом, этот закон можно квалифицировать как компромиссный вариант между лендлордами и крестьянами графства Герефордшир. Он свидетельствует о том, что, выгоняя множество своего скота на общинные угодья, джентри не давали возможности крестьянам в полной мере пользоваться своими правами на эти угодья, что на практике могло стать легальным способом выживания крестьян с их земель. Попытки джентри отдельных графств добиться для себя исключений в вопросах конверсии пахоты в пастбища имели место в последних парламентских сессиях Елизаветы, но тогда они не имели успеха[20].
Таким образом, во всех статутах об ограничении огораживаний в изучаемый период имелось немало статей, затрагивавших судьбы крестьянства. Это свидетельствует о том, что правительство и парламент в определенной мере учитывали интересы крестьян. Государство, в принципе, желало сохранения полнонадельных крестьянских хозяйств.
При последовательном проведении этих законов в жизнь основная масса крестьян, как фригольдеров, так и копигольдеров, вполне могла бы сохраниться и не подвергаться эвикции со стороны огораживателей. Симтоматично, что в законах не различались категории крестьян по их держательским правам (копигольдеры, фригольдеры и т.д.). Формально они касались всех категорий крестьян. Государство учитывало в своем законодательстве не держательский статус крестьян, а размеры их держаний и характер их хозяйственной деятельности. Это открывало крестьянам широкие возможности отстаивать свои интересы легальными способами в судах общего права, путем подачи петиции в правительственные органы и самим монархам.
Хотя парламентские сессии периода правления Якова I Стюарта больше не принимали каких-либо новых законов об огораживаниях, но зато его правительство в целом продолжало политику в отношении крестьян, начатую Тюдорами. Это, в частности, выразилось в возобновлении в 1607 г. елизаветинских законов об ограничении огораживаний 1563 г. и 1598 г. Примечательно, что это произошло, как уже указывалось, под влиянием восстания крестьян в Центральной Англии в 1607 г.[21] Оно заставило нового короля сразу же внести в парламент билль о возобновлении антиогораживательных статутов, которые не были продлены, а значит и не имели юридической силы с 1604 г. После недолгих дебатов парламент принял акт о продлении трех основных елизаветинских законов об огораживаниях[22]. Интересно, что никто из членов парламента не выступал в ходе обсуждения откровенно против их продления. Некоторые разногласия были лишь в том, как скоро их следует продлить, или же подождать некоторое время после событий крестьянского восстания, как это в свое время сделало правительство Эдуарда VI после подавления восстания 1549 г. под руководством Р. Кета[23]. Тем не менее и в этом парламенте Якова были сторонники огораживаний, которые приводили ряд аргументов в их пользу, но основной упор они делали на то, чтобы не было преследований джентри за огораживания со стороны государства. В общем, основной тон дебатов сводился не к тому, чтобы запретить огораживания, а к тому, чтобы не допускать эвикции крестьян. Именно с этой целью даже предлагалось провести подробное земельное обследование королевства, подобное тому, которое имело место в 1274 г. при Эдуарде I, и составить опись, подобную «сотенным свиткам»[24]. И, наконец, в ходе обсуждения впервые четко прозвучала мысль о переселении части крестьян в колонии, что впоследствии и начало осуществляться[25].
В общем, с 1607 г. в стране стали опять действовать законы об ограничении огораживаний. Свое намерение продолжить прежний курс борьбы с незаконными огораживаниями правительство Якова продемонстрировало в конце первой парламентской сессии, когда при принятии традиционного акта об амнистии в него не включили нарушителей аграрных статутов. Однако экономическая ситуация в английской деревне была уже не такой, как в середине XVI в. Огораживания проникли в саму крестьянскую среду, а джентри в значительно большей мере были вовлечены в них, несмотря на ограничительную позицию государственных законов. Поэтому в период правления Якова они развернули довольно активную борьбу за отмену этих законов. Особенно это стало заметно примерно с 1618 г.[26] По-видимому, эти настроения нашли отражение даже в правительственных кругах, и было принято решение об отправке на места комиссий из судей и чиновников с целью предоставления исключений отдельным лицам свободно огораживать пахотные земли, поскольку «пахоты стало достаточно много, хлеб идет по разумным ценам» и «строгость статутов можно смягчить в соответствии с духом времени и конкретными обстоятельствами». Верховные сановники короля пришли к выводу о том, что законодательство принуждает обращать под пахоту землю, которая непригодна для зерновых культур, а информаторы, сообщая о случаях огораживаний, не приносят особой пользы государству[27].
В парламентскую сессию 1621 г. джентри уже открыто потребовали от короля смягчение преследований за огораживания. По существу, в эту парламентскую сессию аграрный вопрос занял одно из центральных мест. Сохранился любопытный документ, подготовленный для одного из членов подкомитета парламента по злоупотреблениям огораживателей. В нем, в частности, говорится, что надо освободить от штрафов тех огораживателей, которые произвели конверсию пахоты в пастбища с целью улучшения земель, ибо в противном случае их маноры придут в упадок, так как высокий штраф в 2 шиллинга за акр в год, да еще необходимость восстановления под пахоту ранее огороженных земель слишком обременительны для них. Этот документ интересен еще и тем, что в нем говорится о двух тысячах информаторов, которые доносили властям об огораживаниях. Интересно также, что в нем упоминалось о некоторых крупных огораживателях, избежавших наказаний как раз благодаря информаторам, которые не сообщили о них, а пострадали другие, невиновные[28]. Очевидно, крупные огораживатели всегда могли «договориться» с этими информаторами. Вместе с тем документ развивал идею о том, что в настоящее время нет необходимости расширять поля под зерновые культуры за счет реконверсии пастбищ в пахоту, так как множество лесных земель и пустошей стали плодородными землями, пригодными для землепашества. Однако имеется большой спрос на пастбища и скот. Отмечалось также, что амнистирование всех прежних огораживателей, нарушивших законы, будет весьма кстати, поскольку для этого не требуется судебных разбирательств и отпадет сам собою вопрос о претензиях к ним со стороны королевских комиссий по расследованию огораживаний. Как это часто бывает в подобного рода документах, автор ссылался на прецедент; что де так в свое время поступила Елизавета I Тюдор в отношении ряда огораживателей. Напомнил автор этого документа и о том, что последний лорд канцлер своим постановлением разрешил вспахивать арендованную пастбищную землю, несмотря на условия арендного договора[29].
Таким образом, джентри были готовы в эту парламентскую сессию потребовать от короны изменения политики в отношении огораживаний. И вновь, как в последние парламентские сессии Елизаветы, зазвучали их призывы отменить ограничения на конверсию пахотных земель в пастбища. В палате общин с предложением отменить елизаветинские законы 1563 и 1598 гг. выступил депутат Г. Поуэл. Против его предложения по существу никто не выступил. Много споров вызвал лишь вопрос о вывозе и ввозе зерна и последствиях этого для земледелия[30]. Тем не менее в эту сессию джентри не удалось добиться отмены елизаветинских статутов. Однако и после этого джентри не прекратили борьбу за отмену ограничений на огораживания. Правительство продолжало проводить прежний курс в отношении огораживаний и в очередную парламентскую сессию вновь намеривалось продлить елизаветинские законы 1563 и 1598 гг. С этой целью главному судье Э. Коку в 1623 г. было поручено внести от лица правительства предложение о продлении срока действия этих законов[31]. Однако Кок занял совершенно противоположную позицию. Он и некий Джон Шатболт выступили на парламентской сессии за разрешение огораживаний «по договору». Шатболт аргументировал это тем, что это «хорошее дело … для обогащения людей всех сословий»[32]. А Кок заявил, что исполнять законы 1598 г. об ограничении огораживаний чрезвычайно сложно, ибо они «имеют такие лабиринты, с такими запутанными ходами и поворотами, что на их основе трудно или совсем не эффективно производились судебные расследования»[33]. В общем, на парламентской сессия 1624 г. депутаты пришли к выводу о том, что национальное обеспечение хлебом населения уже давно стабильное, и статут о пахоте 1563 г. был отменен, а законы 1598 г. об ограничении огораживаний и поддержке пахоты формально оставались в силе, были включены в «книгу статутов» и сохранялись до принятия Акта о пересмотре законов в 1863 г.[34] Так, по сути дела, закончилась длительная «эпопея» с принятием законов об ограничении огораживаний, начатая еще в конце XV в. Генрихом VII. Отныне огораживания было трудно преследовать из-за противоречивости статутов 1598 г. Однако правительство могло осуществлять контроль за действиями огораживателей посредством прокламаций, распоряжений короля, Тайного совета и посылкой комиссий на места.
Значительно изменилось отношение Якова I Стюарта к коронным землям, а, следовательно, и к крестьянам коронных маноров. Здесь не требовалось принимать какие-либо аграрные статуты, а лишь личные распоряжения короля и его канцелярии. Как показала в своем исследовании Дж. Терск, король даже не пытался сохранить в полном объеме коронные земли, доставшиеся ему от Елизаветы. Уже к 1609 г. он распродал их на сумму в 426151 фунт стерлингов[35]. Это, естественно, привело к сокращению доходов казны, получаемых от рент и арендных платежей коронных маноров. Королевские чиновники решили поправить дело за счет коммутации отработочных повинностей и натуральных платежей крестьян-копигольдеров, оставшихся коронных маноров, которые должны были уплатить в два срока сумму, равную столетней годовой ренте[36]. Очевидно, этот грабительский проект напугал даже членов кабинета Якова, и его не осуществили, хотя попытка реализовать его имела место.
Была задумана и еще одна мера пополнения казны опять-таки за счет тех же копигольдеров коронных маноров. Она заключалась в том, чтобы заменить нефиксированные файны фиксированными. Это пытались осуществить в 1609 г. Размер файнов устанавливался в объеме годовой улучшенной ренты. Однако эта мера правительства вызвала сопротивление крестьян[37].
Сам король регулярно посылал в свои маноры чиновников с целью разобраться в ситуации, которая там сложилась, и собрать определенные суммы денег. Так в 1605-1609 гг. в эти маноры было послано 6 комиссий, которые собрали там 26013 фунтов стерлингов[38]. Следует отметить, что лорд Солсбери предпринимал все возможные меры для сохранения коронных земель, увеличения их доходности. Он добился принятия двух актов в 1604 и в 1609 гг. о наследовании на коронных землях, согласно которым сохранялся принцип майората. К тому же комиссия по расследованию огораживаний в 1607 г. попутно выяснила, что уровень рент в коронных манорах ниже по сравнению с реальными рыночными рентами. Все это подсчитал дотошный канцлер казначейства Юлий Цезарь. Он высказался за то, чтобы повысить ренты в коронных манорах. Вполне понятно, что это сулило большие прибыли казне. Так, например, только в Северном и Восточном Райдинге (Йоркшир) ожидалось получение дохода за счет этого в размере 11449 фунтов стерлингов, в то время как они давали обычно всего 3291 фунт стерлингов. В Камберленде, Уэстморленде, Западном Райдинге (Йоркшир) коронные держатели платили за свои земли 2206 фунтов стерлингов, а оценивались эти земли в 9294 фунтов стерлингов. На западе королевства все коронные маноры оценивались в 7500 фунтов стерлингов, а давали доход всего лишь 506 фунтов в год[39]. Очевидно, Солсбери сумел снизить расходы на управление коронными манорами. В 1619 г. они составили 9329 фунтов стерлингов в год, а доход с них составил 72664 фунтов стерлингов[40]. Все эти фискальные меры в отношении крестьян коронных маноров вряд ли были популярны в их среде.
Таким образом, в период правления Якова I Стюарта и Карла I Стюарта мы уже не видим каких-то новых законодательных решений в отношении крестьян в плане поддержки их хозяйств от поползновений огораживателей. Карлу I Стюарту, несмотря на настойчивые попытки джентри отменить действовавшие елизаветинские законы об ограничении огораживаний, удалось продлить их действие в 1625 г. и впоследствии в период беспарламентского правления (1629-1640 гг.) опираться на них в своей аграрной политике. Феодальные принципы аграрной политики, оформившиеся ещё в законодательстве Тюдоров, сохранялись и при первых Стюартах. Однако это уже противоречило интересам джентри, что показали последние парламентские сессии, и не в полной мере отвечало интересам крестьян, особенно малоземельных и безземельных. Это не могло не повлиять на их позицию в отношении абсолютистского государства Карла I Стюарта накануне буржуазной революции середины XVII века.
[1] Семенов В. Ф. Указ. соч. - С. 98-151.; Попов-Ленский И. Л. Указ.соч // Ученые записки РАНИОН Т. 3. - С. 4 -69.; Штокмар В. В. Указ. соч. - С. 3-31; Tawney R. Agrarian Problems in The XYI-th Century. P. 353 etc.; Thirsk J. Enclosuring and engrossing // Agrarian History. Vol. IV. - P. 200-234. ; Palliser D. Op. cit. - P. 184-189, 194 etc.; Martin J. Op. cit.- P.161-215.
[2] См.: Митрофанов В. П. Аграрное законодательство английского абсолютизма (1553-1593)// Социально-политические отношения в Западной Европе (античность-средние века).–Уфа, 1989. - С. 47-58.
[3] SR Vol. IV. 5 and 6 Edw. VI. Cap. 5.; 2 and 3 Phil. And Mary. Cap. 2.; 5 Eliz. Cap.2.; 13 Eliz. Cap.13.; 31 Eliz.Cap.7.; 35 Eliz. Cap. 7.; 39 Eliz. Cap. 1, 2.
[4] Ibid. 5 and 6 Edw. VI. Cap. 5.
[5] Scrutton T. E. Commons and Common Fields of The History and Policy of The Law Relation to Commons and Enclosures in England. - Cambridge, 1887. - P. 90; Семенов В. Ф. Указ. соч. - С. 340 - 341.
[6] SR Vol. IV. 2 and 3 Phil. and Mary. Cap.2.
[7] Ibidem.
[8] Ibidem.
[9] Tawney R.Op. cit. - P. 353.
[10] SR Vol. IV. 5 Eliz. Cap. 2.
[11] Штокмар В. В. Указ. соч. - С. 14.( SR Vol. IV. 13 Eliz. Cap. 3).
[12] SR Vol. IV – P. 718.
[13] SR 31 Eliz. Cap. 7.
[14] Ibid. 35 Eliz. Cap.7. По-видимому, одной из причин его отмены был спор о субсидиях (D’Ewes. Journals. - P.484-488, 491-492.). Кроме того, в Лондоне и его округе в этот год свирепствовала эпидемия чумы, от которой умерло 10675 человек, а в предыдущий, 1592 г., умерло 11503 человека. Все это накаляло социальную обстановку в королевстве. Внешнеполитическая ситуация тоже была напряженной, так как ещё шла борьба с Испанией на морях (Sec. Jcob. Jourrn. - P. 254 ; Eliz. Journ. - P. 183, 269).
[15] SR Vol. IV. 39 Eliz. Cap.1, 2.
[16] APC Vol. 28. - P. 388 - 389.
[17] SR Vol. IV. I Jac. I. Cap. 25; 4 Jac.I . Cap. 11.
[18] Ibidem.
[19] Ibidem.
[20] См. более подробно: Митрофанов В. П. Вопрос об огораживаниях в английском парламенте (конец XVI-начало XVII века) // Проблемы истории Западной Европы развитого и позднего феодализма. Межвузовский сборник научных трудов.- Иваново, 1986. - С. 43-56.
[21] Об этом событии см.: Гл.1. 1. 3.
[22] A debate on enclosures.1607.// 17-th Century Economic Documents. - P. 107-109.
[23] Ibid. - P. 108.
[24] Ibidem.
[25] Ibidem.
[26] The Agrarian History… Vol. IV. - P. 236.
[27] 17-th Century Economic Documents. - P.12-122.
[28] Ibidem; JHC Vol. I. - P. 628 - 630.
[29] 17-th Century Economic Documents. - P. 122.
[30] JHC Vol. I. - P. 544.
[31] JHC Vol. I. - P. 748.
[32] The Agrarian History… Vol. IV. - P. 236.
[33] Ibidem.
[34] Tawney R. Op. cit. – P. 354.
[35] The Agrarian History… Vol. IV. - P. 268.
[36] Ibidem. Сведения о дарении целых маноров отдельным лицам из числа дворян содержатся в календарях государственных бумаг за 1603-1610 гг.(CSPD Vol. 1603 - 1610. P. 22, 23, 25 etc.).
[37] The Agrarian History… Vol. IV. P. 270.
[38] Ibidem.
[39] Ibidem
[40] Ibid. - P. 373.
