© Автор: Кирюхина Е.М.
Объектом исследования является изображение повседневной жизни Средневековья в серии историко-детективных романов английской писательницы Э. Питерс «Хроники брата Кадфаэля». интерьера, костюма (покрой и цвет), аксессуаров и украшений, еды, способов времяпровождения в Англии XII в. Особое внимание уделяется взаимоотношению вещи и ее создателя, творческому отношению мастера к ее созданию (рукописная книга).
Повседневная жизнь эпохи — объект интереса широкого круга исследователей, при этом использование художественной литературы помогает создать яркий и запоминающийся образ времени. В этом отношении книги Эллис Питерс (псевдоним Эдит Парджетер, 1913-1995) отличает бережное отношение к истории. Эта хорошо известная в Англии писательница являлась лауреатом премий «Эдгар», «Серебряный клинок», «Алмазный клинок», а также была награждена королевой Елизаветой Орденом Британской империи, ее главный труд - «Хроники брата Кадфаэля» (цикл из 21 книги), переведены более чем на 20 языков, хотя на русском языке появились сравнительно недавно (1995–1997) и практически не подвергались серьезным исследованиям[1]. Одной из причин необыкновенной популярности писательницы стало переплетение «добротного английского классического детектива» и «средневековой романтики»[2]. Авторский хронотоп обусловил как использование исторических документов, так и художественного вымысла. Местом действия романов было не только город Шрусбери и Шрусберийское аббатство, но и само графство Шропшир на границе Англии и Уэльса. Временем действия был выбран XII в.[3], эпоха гражданской войны между королем Стефаном и императрицей Матильдой.
Достоверность романам придает глубокое знание географии родного края[4], реальных событий, характеров исторических лиц. Максимальное приближение к исторической реальности отличает вымышленных персонажей: «…вводя в повествование вымышленные элементы, я сохраняла глубокое почтение к истории и, надеюсь, ни в чем не погрешила против исторической достоверности. Реальные биографии королей, графов, епископов, аббатов, валлийских принцев и датских вождей — всех тех, кто оставил в истории более или менее заметный след — мною не искажены. Но наряду с ними «Хроники» населены множеством других людей — купцами, ремесленниками, крестьянами, монахами или мелкими землевладельцами, образы которых порождены моим воображением. Я старалась добиться, чтобы они были максимально правдоподобны — жили и действовали как реальные люди той далекой эпохи»[5]. Хотя главный герой, монах Кадфаэль, — вымышленный персонаж, его имя было заимствовано из исторической хроники: «Питерс часто начинает исследование своего сюжета с изучения хроники XII века, прослеживая события, в которых Кадфаэль мог бы участвовать»[6]. Это валлиец в Англии, обладающий богатым жизненным опытом (бывший участник Первого крестового похода, воин и мореплаватель), ставший монахом-бенедиктинцем в зрелом возрасте и по искреннему убеждению.
Книги Эллис Питерс представляют собой своеобразную энциклопедию средневековой Англии. В качестве места действия служит город, деревня, подробное внимание уделяется описанию замка XII в.[7] с его комнатами, залом[8], службами и подземной тюрьмой[9]; манору в усадьбе[10]; не обойдено вниманием место последнего приюта — фамильный склеп с надгробиями предков в церкви[11]. Одним из любимых интерьеров для автора является интерьер солара в маноре: «Свет в комнату проникал через два узких окна, возле каждого находилось по сиденью с подушками. У одной стены они увидели красивый низкий комод, у другой — изящный стол, весь покрытый резьбою, и кресло, на котором не побрезговал бы сидеть сам король. Госпожа Эмма, судя по искусной вышивке на подушках и шпалерах, прекрасно знала свое дело. В углу комнаты стояла рама с натянутым на нее неоконченным рукоделием, которое радовало глаз яркими красками»[12]. Особенно подробно описывается бенедиктинский монастырь с его кельями, собором, школой и скрипторием[13], странноприимным домом и приютом Святого Жиля для прокаженных.
Любимым местом обитания главного героя является садик, в котором Кадфаэль выращивает привезенные им с Востока семена диковинных растений[14]. Еще одно близкое сердцу Кадфаэля место — сарайчик, где он хранит сушеные травы и готовит целебные снадобья[15]. Известно, что монастыри уделяли большое внимание выращиванию душистых и лекарственных трав, которые послужили основой средневековой кухни и фармакопеи, монахи обменивались друг с другом семенами и черенками лекарственных растений, фруктов и овощей[16]. Кадфаэль «… с удовольствием составлял всевозможные сборы душистых трав и цветов. Употребляя их в самых разных сочетаниях, он смешивал нежное благоухание роз и лилий, фиалок и клевера, оттеняя их пряными ароматами руты, шалфея и полыни»[17]. Английские исследователи отмечают, что из растений в садике брата Кадфаэля «…большинство используются в медицине так же хорошо, как и в кулинарии. У него есть петрушка, шалфей, розмарин и тмин, но также кервель, горчица, базилик, фенхель, укроп, майоран, честер, имбирь и мята. <…> Садик Кадфаэля и его аптека включает много цветов, которые можно найти в современных садах — водосбор, лаванду, пионы, и то, что он называет gilvers, что мы знаем как гвоздику полевую и гвоздику садовую. Некоторые из его трав, такие как рута и пижма хорошо известны садоводам-травникам сейчас, но другие, такие как воробейник, вика, василек, воловик, известны гораздо реже»[18].
Время действия «Хроник…» — круглый год, каждый месяц которого по-своему привлекателен: автор описывает и ежегодную ярмарку в Шрусбери, и празднование обретение мощей Святой Уинифред[19]. При этом Э. Питерс прекрасно осведомлена о климатических особенностях Англии XII в: В «Погребенной во льдах» описывается страшный холод накануне Рождества 1139 г.
Многое из того, что описывается в «Хрониках…» по-настоящему красиво. Как известно, в Средние века «Красивым считалось разноцветное и блестящее, а чаще всего еще и богатое. Но вместе с тем красивое — это было доброе. Обаяние физической красоты было так велико, что она являлась неприменным атрибутом святости. Добрый Бог — это прежде всего прекрасный Бог…»[20]. О целительности красоты рассуждает юный брат Марк: сама улыбка прекрасной невесты, обращенная к прокаженным, «… сделает для наших подопечных больше, чем все мои осмотры и компрессы»[21]. И в изображении вещей Э. Питерс отдает предпочтение вещам, искусно украшенным. Действительно, в Средневековье «Многие составные части материального мира, в том числе и костюм, воспринимались как ритуальные и ценились не за красоту, а за сверхъестественные качества. Красота, пышность, яркость были дополнением к сути вещей, ее обрамлением. Меч и пояс почитали не потому, что они блистали золотом, а потому, что их власть над человеком была велика. Украшения были своего рода “даром” человека этим вещам, выражением чувства любви или способом преодолеть страх перед ними»[22]. Однако в «Хрониках…» орудия, которые возможно использовать для причинения вреда человеку или для убийства, как правило, находятся в негодном состоянии — посох священника с роговой рукоятью[23] или кинжал[24].
Подробное внимание уделяется описанию одежды. Известно, что время между сороковыми годами XII в. и двадцатыми XIII в. коренным образом изменили костюм: «Мужчины, так же как и женщины, стали носить длинное платье… <…> Широко распространилось пристрастие к ассесуарам, мягким, шелковистым тканям, ярким цветам и покрою, подчеркивающим формы тела»[25]. Использование цвета, определялось как иерархическими соображениями, так и требованиями моды. Как и ранее, выше всего ценился «цвет цвета» –красный, который имел самые различные оттенки, а также белый и зеленый: «…каждый цвет оценивался по степени яркости. Красный, белый, желтый “излучали больше света” и поэтому считались самыми изысканными…»[26]. Устойчивая триада красного, белого и черного, по мнению М. Пастуро, в XII в. была нарушена. Конкурентом красного становится синий, он начинает занимать доминирующее место в цветовой палитре: «В XII веке синий цвет становится излюбленным; красильщикам удается получить синий “чистый, насыщенный и яркий”. <…> Синий цвет приобретает символическую ценность, становится цветом Святой Девы и официальным цветом королей»[27]. Хотя в «Хрониках…» упоминаются пурпурный, розовый и кремовый цвета, сочно-синий — самый любимый, богатый и нарядный. Так, мрачное великолепие сине-золотого облачения императрицы наводило на мысль о стальной броне: «Императрица сидела в высоком мягком кресле. Ее темные волосы были заплетены в толстую блестящую косу, не уложенную вокруг головы, а переброшенную через плечо. Просторное платье из темно-синего бархата оттеняло снежную белизну ее кожи. Хотя Матильда и не была коронована, выглядела она настоящей королевой»[28]. Одновременно в «Хрониках…» приводятся ценные практические замечания: «В разное время года пользовались разными красками: в апреле и мае, как правило, красили собранным прошлым летом дроком, дававшим синий цвет, а за ним шли разные оттенки красного, коричневого и желтого, краски для которых Годфри Фуллер добывал из лишайника и марены. Годфри хорошо знал свое ремесло. Ткань, которую снимали с суковальной рамы, имела по всей длине куска ровный, чистый цвет, окраска была прочной, и за материю можно было просить хорошую цену»[29].
Как правило, нарядные одежды в «Хрониках…» украшены «златотканым» шитьем по горловине, манжетам и низу: «На расшитую шелком, золотой и ли серебряной нитью тесьму нередко нашивают еще и жемчужины и драгоценные камни»[30], либо искусной вышивкой: «По платью вышивали разноцветными шерстяными и шелковыми нитками, выполняя мелкие растительные узоры, вьющиеся сеточки и надписи, имена и девизы»[31].
Особый интерес вызывает описание аксессуаров. Это перчатки, носившиеся и мужчинами, и женщинами и ставшие почти самой живописной частью костюма: «…ни одну другую вещь так обильно не украшали, не усыпали вышивками, бусами и, наконец, пуговицами»[32]. Перчатки из тонкой и мягкой «чудной» кожи с великолепным золотым шитьем можно было купить на ярмарке в Шрусбери[33]. Упоминаются также различные сумки и кошельки, в том числе, «…в виде кисета, известные под названием сарацинских сумок или aumoniere - омоньеров»[34]. Атрибутами и одновременно украшениями были застежки-фибулы: «…огромные круглые броши, иногда вставленные в оправу и украшенные сверкающими камнями, стеклянными жемчужинами и кораллами, вылавливаемыми в Средиземном море»[35]. Непременным дополнением женского наряда был искусно завязанный по фигуре длинный пояс[36]. Если до середины XII в. он играл чисто декоративную роль и делался из витых шелковых, шерстяных или льняных шнуров, то во временя действия «Хроник…» пояса изготавливают из кожи и тонких чеканных пластинок с украшениями на концах подвесками художественной работы[37]. Пояс, украшенный так искусно и богато, как ни одна из вещей в женском туалете, имел знаковое значение, позволявшее отделить порядочную женщину от распутной, вне зависимости от ее состояния или происхождения, а снимался он только в знак траура по мужу[38]. Поэтому, когда молодая вдова приносит на починку пришедший в негодность когда-то подаренный мужем пояс, в этом деянии скрывается неосознаваемое желание начать новый этап в своей жизни: «Джудит положила на длинный стол свой требующий починки пояс — тонкую полоску мягкой, прекрасно выделанной кожи. Он был украшен маленькими бронзовыми розетками, окружавшими дырочки для языка пряжки, и на другом его конце имелась бронзовая накладка. Яркие эмалевые вставки на бронзе выглядели чистыми и новыми, однако швы на коже были потертыми и пряжка отсутствовала»[39].
Разнообразны варианты женских украшений. Это кольца, серьги, жемчужные ожерелья, ожерелья из тяжелых, отшлифованных, но не ограненных камней (способ средневековой ювелирной работы)[40]. Украшались и женские прически: «В XII веке женщины носят длинные волосы, изощряясь в изобретательности по части их укладки. Волосы можно поддержать с помощью серебряного или золотого обруча, завязать узлом на затылке, укрепив с помощью ленты или тонкого изукрашенного шнура. Можно заплести косы, перевив пряди золотыми нитями…»[41]. В такой прическе одна из героинь прячет секретный свиток «длиной в ладонь и толщиной в два пальца»[42]. Все это сочеталось в праздничных, а особенно — свадебных нарядах: «Иветту подняли рано, ибо ей предстоял замысловатый туалет. Агнесс и Мадлен выкупали, одели и украсили ее, взбили золотую волну ее волос и заплели дюжину блестящих косичек, затем покрыли их филигранной сетью и поверх прикрепили унизанную драгоценными камнями золотую диадему. С этой короны свисала фата из позолоченных нитей, закрывая сзади шею и плечи невесты и спускаясь на жесткое, шитое золотом платье. <…> когда туалет был завершен, ее оставили посреди комнаты в позе разряженной статуи святой, приготовленной для установки в нишу. Каждая складочка ее платья была доведена до совершенства. Боясь нарушить это великолепие, невесте приказали не двигаться»[43].
Так же искусно украшалась сбруя и упряжь коней — кожаные уздечки мягкие, украшенные бахромой, золочеными или серебряными пряжками: «Кадфаэль остановился как вкопанный, не в силах оторвать взгляд от чепрака. Тот был из толстой шерстяной ткани, расшитой переплетенными цветами. Бледно-алые розы, очевидно выцветшие, и темно-синие ирисы. В центре цветов и по краю шли золотые нитки. Чепрак был не новый, кое-где шерсть свалялась, нитки обтрепались, и виднелись тонкие трепещущие ворсинки»[44].
Известно, что самыми изысканными драгоценными материалами в то время считались золото, серебро и цветные эмали. Разноцветные эмали в XI-XII вв. ценились наравне с жемчугом и самоцветами: «Ими украшали серьги, головные уборы, кольца, а самые богатые дамы носили эмалевые наборные пояса. Лучшими эмалями считались привозимые из Византии перегородчатые эмали, в которых филигранная работа по золоту сочеталась с мельчайшими вкраплениями стекловидной пасты самых насыщенных и нежных цветов»[45]. Такова крупная фибула — «…брошь старинного фасона,–несомкнутое кольцо с поперечной булавкой-язычком. У кольца были широкие расплющенные концы с замысловатым орнаментом: филигранный узор золотом по эмалевой поверхности — извивающиеся тела сказочных животных, которые с первого взгляда показались ей переплетенными растениями, но, вглядевшись попристальнее, она поняла, что это скорее всего все же змеи. На ромбовидной головке серебряного язычка-булавки был выгравирован и покрыт эмалью стилизованный цветок; заостренный конец булавки выступал за пределы кольца на длину мизинца Айсуды, а само кольцо было величиной с ее ладонь»[46].
Из золота в «Хрониках…» — дорогие или старинные украшения: «…тоненькое золотое колечко, выполненное в виде свернувшейся спиралью змейки, в глаза которой были вставлены красные камушки»[47], однако среди современных золотых вещей встречаются и явно безвкусные. Вещи из серебра, как правило, имеют большую художественную ценность. Видимо, поэтому они становятся дарами церкви. Среди вклада в монастырь упоминаются вещи из серебра, украшенные растительным орнаментом в виде листьев винограда и папоротника, а также виноградных лоз[48]. Прекрасный дар для украшения алтаря — подсвечники в виде цветущих лилий: «У каждого лепесточка даже прожилки были видны — ну точь-в-точь как у живого растения»[49].
На протяжении «Хроник…» мы видим не только, как одеваются, но и как питаются люди в Средневековье. Горячее мясо, приправленное пряным соусом, — для состоятельных людей; мастеровые удостаиваются хлебом с беконом и сыром. Подробно описывается рацион монахов. Они едят хлеб, сыр, лук, эль или яблоки и сыр[50], а на сладкое — собранные самими сливы. Они используются как свежими, так и в виде повидла или клейких сладких тянучек[51]. Даются способы приготовления горячительного напитка–поссета и целебного питья для больных[52].
Особое внимание в «Хрониках…» уделяется различным способам времяпровождения средневековых людей. Согласно уставу, монахи трудились по семь часов в день. Автор описывает круг сельскохозяйственных работ: зимой — починка кровли и сбрасывание снега[53]; осенью — сбор плодов с фруктовых деревьев[54]; перекапывание земли, унавоживание почвы, обрезка деревьев[55]. В то же время Знатные люди отстаивают справедливость на Божьем суде в виде яростного поединка[56], пируют: «В тот вечер дамы приглашены не были — гости собрались для обсуждения политических и военных вопросов, однако пиршественный зал ратуши был украшен позаимствованными для этой цели драпировками и ярко освещен светильниками. <…> Со своего места, позади кресла Хериберта, стоявшего на помосте за королевским столом, Кадфаэль оглядел битком набитый зал и прикинул, что гостей набралось человек пятьсот. Он поискал глазами Берингара и нашел его за столом пониже. Хью был в пышном наряде, любезный и оживленный, и прекрасно владел собой… <…> Когда унесли последнюю перемену блюд и в зале заиграли музыканты, а на столах осталось только вино, слуги, в свою очередь, получили возможность полакомиться остатками королевской трапезы, а повара с поварятами разбрелись по укромным уголкам и принялись за угощение»[57]. Менее знатные принимают участие в ярмарочных состязаниях: «В последний день ярмарки обычно устраивались состязания: силачи боролись, а стрелки соревновались в меткости на прибрежных лугах. Лучникам и арбалетчикам частенько случалось потягаться друг с другом, хотя здесь, в порубежных землях, чаще использовали не английский лук длиной в шесть футов, который натягивают к уху, а короткий валлийский, натягивавшийся к груди. На вымощенном дворе замка устраивали конные состязания. Всадники похвалялись умением на полном скаку поразить копьем укрепленную на шесте мишень»[58]. Дети в своих забавах подражают взрослым: «Жиль был счастливым обладателем хитроумной игрушки — двух вырезанных из дерева ярко раскрашенных рыцарей с укрепленными на шарнирах конечностями. Стоило подергать за нити, как рыцари начинали приплясывать и рубить друг друга мечами с чрезвычайно кровожадным видом»[59]. С нескрываемым уважением относится Эллис Питерс к дару певцов, музыкантов и актеров,–хотя к последним было неоднозначное отношение в Средневековье, умудренный опытом Кадфаэль откровенно восхищается ими. Особое внимание уделяется игре на псалтерионе[60]: «…он вынул небольшой псалтерион, напоминавший формой и размером крупное свиное рыло. <…> Юноша взял в руки настроечный ключ, лежавший в сундуке вместе с инструментом, и принялся подкручивать колки, подтягивая сделанные из кишок струны. <…> Тутило склонил голову над псалтерионом, затем резко, словно падающий на добычу сокол, склонился еще ниже и стал играть, перебирая струны своими проворными пальцами. Старая дека, казалось, вот-вот развалится на куски под напором звуков, она была настолько переполнена ими, что звукам, чтобы вырваться наружу, мало было вырезанного в виде розы отверстия в ее центре. <…> Искрометный, вихревой танцевальный ритм, страстный, как танец пушинки чертополоха на ветру, сменился медленной, ласковой мелодией, куда более подходящей для такого нежного инструмента, как псалтерион,–нечто чуть печальное, вроде вириле, монотонное и грустное. <…> Леди Доната не знала южно-французского наречия, да и Кадфаэль давным-давно позабыл его, однако они не могли не понять, что это была песня о любви — грустной, неразделенной, безысходной любви в разлуке»[61].
Эллис Питерс буквально поэтизирует действия людей, в которые они вкладывают свою душу. Это может быть и интимность полуночной молитвы, и домашнее вышивание, и работа в скриптории: «Он работал уверенно, точно и аккуратно — тонкие мазки ложились на лист пергамента, в причудливый орнамент вплетались, будто живые, яркие и нежные цветы, а буквы окружала изысканная вязь, нанесенная легкими, словно осенняя паутинка, штрихами»[62]. Работа по изготовлению какой-либо вещи становится творчеством, если мастер вкладывает в свое творение частичку себя. Вот как один из героев делает дароносицу: «Он хранил свою святыню завернутой в кусок золотой парчи, а я задумал изготовить маленький ковчежец, как раз по размеру реликвии. Получилась такая шкатулочка с крышечкой на шарнире. Я ее сделал из грушевого дерева, все подогнал как следует, хорошенько ее отполировал, а на крышке выложил изображение Пресвятой Девы — фигурка из серебра и перламутра, а мантия из лазурита. По-моему неплохо вышло»[63] (в последней фразе звучит наивное удовлетворение созданным).
Венцом человеческого творения выступают рукописные книги. Подробно описывается шедевр книжного искусства — Псалтырь царя Давида, сделанный ирландским монахом Диармидом из монастыря Святого Галла по велению императора Оттона на случай женитьбы его сына Оттона, принца Римской империи, на принцессе Византии Теофании. Книга заключена в старинную деревянную шкатулку с резьбой и узором на пластине из слоновой кости. Ее переплет, первые и последние листы — из пурпурного пергамента, а остальные страницы — очень тонкой выделки почти белого цвета. На фронтисписе изображен царь Давид на троне. Тонкость, изящество, почти воздушность отличала письмо — ирландский минускул: «С благоговением он стал перелистывать страницу за страницей, углубляясь в белую, как слоновая кость, толщу, где буквы были не золотыми, но насыщенно-голубыми, а цифры и заглавные буквы ярко окрашены и обрамлены узором из самых разных луговых цветов, вьющихся роз и травок размером не более ногтя, где птицы пели в ветвях не толще волоска, а робкие животные прятались в цветущих кустах. Крохотные, изящно выписанные дамы читали, сидя на дерне под ветвями роз-энглатерий. Золотистые фонтаны играли в бассейнах из слоновой кости, лебеди плавали в кристально чистых потоках, и крохотные кораблики отправлялись в плавание по океану размером в слезинку»[64]. На последней странице книги был изображен рай: «…все сияло золотом; обитатели небес, рая и земли были выписаны такими же изящными, тонкими линиями, как и обрамлявшие их усики вьющихся роз, виноградных лоз и жимолости; а небеса над ними были такими же ярко-синими, как ирисы и барвинки под их ногами. Концы ангельских крыльев таяли и растворялись в ослепительном сиянии, как в завесе, скрывшей от взора непостижимое таинство»[65].
Как пишет В.Н. Топоров, между вещью и человеком, ее сотворившим, складываются особые отношения: созданная искусственно мыслящей рукой человека, она зависит от человека, ее «отца-родителя»; «Беззащитная и бессловесная, вещь отдается под покровительство человека и рассчитывает на него. <...> Это ощущение «теплоты» вещи отсылает к теплоте отношения человека к вещи, а эта последняя теплота — как знак окликнутости человека не только Богом сверху, но и вещью снизу. Бог окликает человека как Отец. Вещь окликает его как дитя, нуждающееся в отце»[66]. Таково описание личной печати в романе «Покаяние брата Кадфаэля»: «С чем человек расстается в последнюю очередь,– промолвил в ответ монах,–так это со своей печатью. Ведь уступая ее, он как бы уступает свои права, доверяет кому-то свою честь и доброе имя <…>. Резьба была искусной и тонкой — маленькие язычки пламени вокруг саламандры с раскрытой пастью и высунутым языком. Голова саламандры была обращена влево <…>. Казалось, что за странным зеркальным отображением кроется мрачная тайна. Кадфаэлю даже почудилось, будто окружавшие саламандру языки пламени всколыхнулись, ожили и лизнули его пальцы, словно взывая к нему»[67].
Итак, эпоха Средневековья предстает в «Хрониках брата Кадфаэля» во всем великолепии ее повседневной жизни. Но самые любимые описания мест, вещей, способа времяпровождения связаны с тем, во что человек вкладывает самого себя, частичку своей души. «Счастье,– подумал брат Кадфаэль,–зависит вовсе не от великих свершений, оно складывается из милых сердцу мелочей, на первый взгляд — пустяков. Это те самые вехи, которыми помечен наш земной путь, и, наверное, о них вспоминает смертный, готовясь смиренно ступить за предел земного бытия»[68]. Именно это привлекает не только историка, но и любого современного мыслящего читателя к романам английской писательницы Эллис Питерс.
[1] См., например: Кирюхина. 2005. С. 214-218.
[2] Роговская. 1995. С. 14.
[3] Она считала его «увлекательнейшим периодом в истории» (Там же).
[4] «Романы о Кадфаэле глубоко коренятся в местной географии, позволяя читателю двигаться через этот мир и стать частью его» (Graber. 2006).
[5] Питерс. Введение. 1997. С. 10-11.
[6] Cranch. 1993.
[7] Питерс. Покаяние брата Кадфаэля. 1997. С. 227-228; 231. См. подробное описание: Квенеллы. 2002. С. 134-141.
[8] Питерс. Покаяние брата Кадфаэля. 1997. С. 269.
[9] Там же. С. 285-286; 289-290.
[10] Питерс. Послушник дьявола. 1996. С. 144. Интересно, что пол покрыт тростником и в замке, и в доме — см. Питерс. Выкуп за мертвеца. 1996. С. 14-15 Квенеллы. 2002. С. 141
[11] «В нишу правой стены была вделана громадная каменная плита с высеченным на ней силуэтом спящего рыцаря: не иначе то был первый де Клари, ступивший на землю Англии вместе с Вильгельмом Завоевателем, прославленный в боях воин, успевший насладиться заслуженной королевской милостью» (Питерс. Исповедь монаха. 1996. С. 132.)
[12] Там же. С. 192. См. также описание покоев императрицы: Питерс. Покаяние брата Кадфаэля. 1997. С. 316.
[13] Мулен. С. 256-259. См. описание бенедиктинского монастыря XII века: Квенеллы. 2002. С. 150-160
[14]См. подробное описание трав и растений, выращиваемых в садике, с их практическим использованием в средневековье,- например, пионы выращивались ради семян, считавшихся целебными: Уайтмен. 1997. С. 451-466.
[15] «Он чувствовал себя как дома в этом полутемном мирке, где пахло деревом и шуршали сушеные травы. Кадфаэль проводил тут много времени, а Хью нигде так хорошо не думалось, как в сарайчике монаха» (Питерс. Выкуп за мертвеца. 1996. С. 65.).
[16] Мулен. 2002. С. 242-243.
[17] Питерс. Тень ворона. 1996. С. 234-235.
[18] Cranch. 1993.
[19] Питерс. Роковой обет. 1996. С. 254-267.
[20] Ле Гофф. 1992. С. 316.
[21] Питерс. Прокаженный из приюта Святого Жиля. 1996. С. 24.
[22] Горбачева. 2000. С. 22.
[23] Питерс. Тень ворона. 1996. С. 297-298.
[24] «…превосходный кинжал с серебряным эфесом тонкой филигранной работы. С одной стороны удобной, округленной по руке рукояти, у самой гарды, светилась и переливалась россыпь мелких камней, а с противоположной серебряное плетение было обломано на конце» (Питерс. Один лишний труп. 1996. С. 421-422).
[25] Пастуро. 2001. С. 110-111; 115-120; Брюнель-Лабришон, Дюамель-Амадо. 2003. С. 186-191.
[26] Пастуро. 2001. С. 114.
[27] Брюнель-Лабришон., Дюамель-Амадо. 2003. С. 190. «Недаром английский король Карл I, лишенный престола и царских регалий, приговоренный парламентом к смертной казни, в своем последнем слове высказал единственную просьбу – быть облаченным на эшафоте в рубаху лазурного шелка. Появившись перед толпой в тунике цвета «голубой крови» на рассвете 30 января 1649 года, Карл, не произнеся ни одного слава, не сделав ни одного жеста, сумел обозначить свои особые права и защитить свою честь, что и было сразу отмечено современниками» (Горбачева. 2000. С. 49).
[28] Питерс. Покаяние брата Кадфаэля. 1997. С. 86.
[29] Питерс. Роза в уплату. 1996. С. 87-88.
[30] Брюнель-Лабришон, Дюамель-Амадо. 2003. С. 189.
[31] Горбачева. 2000. С. 88-89.
[32] Там же. С. 94.
[33] Питерс. Ярмарка Святого Петра. 1995. С. 209.
[34] Горбачева. 2000. С. 95.
[35] Брюнель-Лабришон., Дюамель-Амадо. 2003. С. 189-190.
[36] Пастуро. 2001. С. 119.
[37] Брюнель-Лабришон, Дюамель-Амадо К. 2003. С. 186.
[38] Горбачева. 2000. С. 113.
[39] Питерс. Роза в уплату. 1996. С. 43.
[40] Горбачева. 2000. С. 115-118.
[41] Брюнель-Лабришон, Дюамель-Амадо. 2003. С. 192.
[42] Питерс. Ярмарка святого Петра. 1995. С. 395. Неоднократно упоминается золоченая сеть на волосах, серебряная или алая лента в волосах.
[43] Питерс. Прокаженный из приюта Святого Жиля. 1996. С. 174-175.
[44] Питерс. Выкуп за мертвеца. 1996. С. 300.
[45] Горбачева. 2000. С. 114.
[46] Питерс. Послушник дьявола. 1996. С. 361.
[47] Питерс. Сокровенное таинство. 1996. С. 298.
[48] Там же. С. 270-271.
[49] Питерс. Необычный монах. 1997. С. 94.
[50] Питерс. Послушник дьявола. 1996. С. 212.
[51] Питерс. Сокровенное таинство. 1996. С. 64.
[52] См. об этом: Мулен. 2002. С. 109.
[53] Питерс. Исповедь монаха. 1996. С. 14-15.
[54] Питерс. Послушник дьявола. 1996. С. 44.
[55] Питерс. Тень ворона. 1996. С. 63-64.
[56] Питерс. Один лишний труп. 1996. С. 450-470.
[57] Питерс. Один лишний труп. 1996. С. 418-421. см. также описание пира у Овейна Гуиннедского: Питерс. Покаяние брата Кадфаэля. 1997. С. 69-92.
[58] Питерс. Ярмарка Святого Петра. 1995. С. 297.
[59] Питерс. Сокровенное таинство. 1996. С. 320-321. См. подобное описание: Виоле-ле –Дюк. 1997. С. 317; Квенеллы. 2002. С. 186.
[60] «Античный псалтерион (psalterion) – струнный инструмент треугольной формы, отдаленно напоминающий наши гусли. В средние века форма инструмента меняется – на миниатюрах представлены и квадратные псалтерионы. Играющий держал его у себя на коленях и перебирал пальцами или плектром двадцать одну струну (диапазон инструмента – три октавы). <…> В средневековой французской литературе псалтерионы начинают упоминаться с начала XII в., <…>, играли на них не только менестрели, но и женщины – благородные дамы и их свита. К XIV в. псалтерион постепенно сходит со сцены, уступая место клавесину…» (Виоле-ле-Дюк. 1997. С. 345-346)
[61] Питерс. Святой вор. 1997. С. 38-44.
[62] Питерс. Сокровенное таинство. 1996. С. 284.
[63] Питерс. Монаший капюшон. 1996. С. 196. См. также работу мастера над искусной пряжкой женского пояса: Питерс. Роза в уплату. 1996. С. 76.
[64] Питерс. Ученик еретика. 1996. С. 435-436.
[65] Там же. С. 436.
[66] Топоров. 1995. С. 33.
[67] Питерс. Покаяние брата Кадфаэля. 1997. С. 171-172.
[68] Питерс. Сокровенное таинство. 1996. С. 361.
- Брюнель-Лабришон Ж., Дюамель-Амадо К Повседневная жизнь во времена трубадуров XII – XIII веков / Пер. с фр., предисл. Е. Морозовой. М. : Мол. гвардия, 2003. С. 414. (Живая история: Повседневная жизнь человечества).
- Виоле-ле-Дюк Э. Э. Жизнь и развлечения в средние века / Культура средних веков в памятниках исторической мысли Франции / Пер. с фр. М. Ю. Некрасова; вступ. ст. А. Н. Кирпичникова.; ред. Н. И. Милетенко.; сост. С. Е. Еременко. СПб.: Евразия, 1997. С. 384.
- Горбачева Л. М. Костюм средневекового Запада: От нательной рубахи до королевской мантии. М.: ГИТИС, 2000. С. 232.
- Квенеллы М. и Ч. Г. Б. Повседневная жизнь в Англии во времена англосаксов, викингов и норманнов / Пер. с англ. Т. В. Ковалевой; науч. ред. и вступ. ст. М. Г. Муравьевой. СПб.: Евразия, 2002. С. 384
- Кирюхина Е. М. Историческая реальность и художественный вымысел в «Хрониках брата Кадфаэля» Эллис Питерс // Актуальные проблемы исторической науки и творческое наследие С. И. Архангельского: XIV чтения памяти С. И. Архангельского. 25-26 февраля 2005 г. Часть 1. Н. Новгород: НГПУ, 2005. С. 214-218.
- Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада / Пер. с фр. Е. И. Лебедевой, Ю. П. Малинина, В. И. Райцес, П. Ю. Уварова; общ. ред. Ю. Л. Бессмертного; послесл. А. Я. Гуревича. М.: Прогресс-Академия, 1992. С. 376.
- Мулен Л. Повседневная жизнь средневековых монахов Западной Европы. X – XV века / Пер. с фр. Т. .А. Чесноковой под ред В. Д. Балакина; науч. ред. и послесл. Т. Д. Сергеевой. М.: Мол. гвардия, 2002. С. 346. (Живая история: Повседневная жизнь человечества).
- Пастуро М. Повседневная жизнь Франции и Англии во времена рыцарей Круглого стола / Пер. с фр. М. О. Гончар; науч. ред., коммент и послесл. Т. Д. Сергеевой; предисл. А. П. Левандовского. М.: Мол. гвардия, 2001. С. 239. (Живая история: Повседневная жизнь человечества).
- Питерс Э. Введение // Уайтмен Р. Мир брата Кадфаэля: Справочник-путеводитель по сериалу / Пер. с англ. В. Волковского. СПб.: Азбука-Терра, 1997. С. 10-12.
- Питерс Э. Выкуп за мертвеца. СПБ.: Азбука-Терра, 1996. С.381.
- Питерс Э. Исповедь монаха. СПБ.: Азбука-Терра, 1996. С. 397.
- Питерс Э. Монаший капюшон. СПБ.: Азбука-Терра, 1996. С. 445.
- Питерс Э. Необычный монах. СПБ.: Азбука-Терра, 1997. С. 264.
- Питерс Э. Один лишний труп. СПБ.: Азбука-Терра, 1996. С. 475.
- Питерс Э. Покаяние брата Кадфаэля. СПБ.: Азбука-Терра, 1997. С. 492.
- Питерс Э. Послушник дьявола. СПБ.: Азбука-Терра, 1996. С. 429.
- Питерс Э. Прокаженный из приюта Святого Жиля. СПБ.: Азбука-Терра, 1996. С. 445.
- Питерс Э. Роза в уплату. СПБ.: Азбука-Терра, 1996. С. 413.
- Питерс Э. Роковой обет. СПБ.: Азбука-Терра, 1996. С. 429.
- Питерс Э. Святой вор. СПБ.: Азбука-Терра, 1997. С. 476.
- Питерс Э. Сокровенное таинство. СПБ.: Азбука-Терра, 1996. С. 461.
- Питерс Э. Тень ворона. СПБ.: Азбука-Терра, 1996. С. 429.
- Питерс Э. Ученик еретика. СПБ.: Азбука-Терра, 1996. С. 445.
- Питерс Э. Ярмарка Святого Петра. СПБ.: Азбука-Терра, 1995. С. 445.
- Роговская Н. Если бы Шерлок Холмс жил в XX веке, его звали бы брат Кадфаэль…// Книжное обозрение. 1995. № 33. 15 августа. С. 14.
- Уайтмен Р. Мир брата Кадфаэля: Справочник-путеводитель по сериалу / Пер. с англ. В. Волковского. СПб.: Азбука-Терра, 1997. С. 480.
- Топоров В. Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического: Избранное. М.: Прогресс-Культура, 1995. С. 624.
- CranchRobbie. Mystery in the Garden: Interview with Ellis Peters // The Herb Companion. Ogden Publications. [December/January 1993].
- Graber The Cadfael Books by Ellis Peters // Bookslut. [May 2006].
Кирюхина, Е. М. Мир средневековой повседневности в «Хрониках брата Кадфаэля» Эллис Питерс / Е. М. Кирюхина // Диалог со временем: альманах интеллектуальной истории. − 2011. − Вып. 35. − С. 245–257. ISSN 2073-7564.