© Автор: Евсеев В.А.; Панютина М.Н.
История Англии XII-XIV веков традиционно привлекает внимание отечественных и зарубежных исследователей. Но, к сожалению, следует отметить, что многие работы, освещающие данную эпоху, в большей степени охватывают тематику политическую и социально-экономическую (особенно в отечественной историографии советского периода), нежели историко-культурную. Изучение традиций образования и воспитания стало вновь популярным в отечественной исторической науке чуть более десятилетия назад.
Университеты сыграли огромную роль не только в культурном развитии Европы. Без пристального изучения университетской жизни сейчас уже невозможно исследовать такие проблемы как процесс образования централизованных монархий, сложные перипетии политической борьбы между светской и духовной властью и ряд других.[1] Да и вопросы социально-экономического плана нельзя рассматривать в отрыве от культурной истории, понимаемой в широком смысле. Средневековые университеты являлись сложным организмом, стоявшим в центре культурной жизни Европы и чутко реагировавшим на все пертурбации, происходящие в социальной и духовной сферах.
История английских университетов достаточно слабо отражена в отечественной литературе по сравнению с другими странами континентальной Европы.[2] В новейших же отечественных исследованиях больше внимания уделяется оксфордским гуманистам и их окружению, нежели самим университетам.[3] Такая ситуация несколько удивительна, ибо в англоязычной литературе имеется целый ряд работ общего характера по истории английских университетов.[4]
На протяжении всего ХХ века университетская тема остаётся актуальной в англоязычной историографии. В 60-80-е годы об университетах Оксфорда и Кембриджа писали такие исследователи как А. Коббан, K. Бин, Л. Стоун, К. Платт, М. Ченей[5] и др. В своих работах они рассматривают самые разнообразные проблемы английских средневековых университетов: историю отдельных колледжей и факультетов, вопросы благотворительной деятельности, особенности преподавания различных дисциплин, включая каноническое и гражданское право, карьеры выпускников и т. д.
В настоящей статье мы ставим скромную задачу: познакомить отечественного читателя с некоторыми аспектами жизни английских университетов в начале их становления, в частности, с ролью церкви в их образовании. Следует также обратить внимание на взаимоотношения церкви и университетов в течение XIII века, когда происходило становление последних.
Оксфорд и Кембридж, подобно Болонье и Парижу, не являлись основанными намеренно, но неизбежно возникли на определённом этапе. Оксфорд был учреждён, по-видимому, как совершенно независимый университет или studium generale к концу XII столетия, в то время как Кембридж, кажется, выступает в роли университета вскоре после 1209 года.
Поскольку в Англии, как и во всей Европе, потребности всё более и более урбанизирующегося общества в большем числе грамотных должностных лиц для государственной службы возрастали, церковь и земельная аристократия стали мощным стимулом к созданию и развитию школ различных уровней.
Оксфорд оказался наиболее подходящей опорой для университетского развития. Город не являлся архиепископством, а всего лишь архидиаконством, но он был стратегически удобно размещён в центре королевства.
Нахождение поблизости здания королевского дворца Генриха I в Вудстоке в 1100, учреждение трёх августинианских церковных институтов – Приюта Святого Георга в 1074, монастыря Святой Фридесвиды, заложенного в 1121, Оссинианского аббатства в 1154 и основание Бенедиктинского женского монастыря Годстоу в 1132 годах в нескольких милях севернее города, - всё это могло сделать Оксфорд открытым для повышения политического и церковного влияния.[6] Кроме того, оксфордское расположение в центре провинции Кентербери превращало его в подходящее место для заседаний церковных судов.
На протяжении внушительной части XII века оксфордская академическая жизнь носила определённо незначительный характер, но в последней четверти столетия в Оксфорде уже можно проследить основные черты studium generale.
Богословие и юриспруденция систематически преподавались в последнее десятилетие века. Относительно юриспруденции, например, записано, что как раз к 1200 году Томас де Марльберж, позднее аббат Ившема, читал лекции по гражданскому и каноническому праву в Оксфорде и Эксетере.[7]
Растущая организационная сплочённость и академическая индивидуальность оксфордской школы испытали серьёзную задержку, когда между 1209 и 1214-15 годами деятельность университета была приостановлена. Это произошло из-за повешения мэром и горожанами двух или трёх преподавателей в качестве возмездия либо за преднамеренное, либо за непредумышленное убийство женщины учёными.[8] Вслед за своими собратьями в Париже оксфордские учёные потребовали обладания привилегированным клерикальным статусом, предоставляющим им иммунитет от юрисдикции светских судей, иммунитет, который был нарушен этими скорыми и жестокими казнями. Клерикальный иммунитет для парижских учёных подразумевался в булле Папы Селестина III от 1194 года и был окончательно подтверждён хартией привилегий, пожалованной учёным в Париже Филиппом II в 1200 году. В 1209 году для достижения признания эквивалентного статуса большинство оксфордских преподавателей приняло решение о временном прекращении чтения лекций, спровоцировав немедленную враждебность королевской власти и высших духовных лиц, чья поддержка могла бы быть обеспечена при иных обстоятельствах. Как следствие, группы преподавателей и студентов мигрировали в достаточно большом количестве в центры, подобные Парижу, Рэдингу и Кембриджу. Хотя некоторые преподаватели остались в Оксфорде, университет пребывал фактически во временном бездействии вплоть до примирения короля Иоанна с Иннокентием III в 1214 году. В этом году папству представилась возможность удовлетворить жалобы учёных посредством решения, вынесенного папским легатом Николой, епископом Тускулийским. Это был именно тот легатский указ, который проложил путь для открытия оксфордских школ вновь. Решение папского легата от июня 1214 года являлось равносильным первой хартии привилегий Оксфордского университета.[9]
Горожане должны были дать клятву поддерживать клерикальный иммунитет учёных от ареста светскими властями. Оксфордские городские жители не всегда были готовы полностью принимать смысл привилегированного положения академического сообщества. Эта проблема, общая для университетских городов по всей средневековой Европе, являлась дестабилизирующим фактором. Тем не менее, ясно, что решение от 1214 года внесло существенный вклад в обеспечение постоянного функционирования Оксфордского университета вслед за периодом упадка. Пока он не был связан собственностью и специально выстроенными зданиями, для развивающегося университета, стоящего лицом к лицу с большими проблемами и нуждающегося в необходимой церковной и светской поддержке, всё ещё реальной оставалась перспектива прекратить своё существование или искать альтернативу в более безопасном местоположении. В этом отношении папское вмешательство в пользу оксфордских учёных стало решающим в последующем долгосрочном выживании университета. И хотя привилегии первой оксфордской хартии были пожалованы Папой, учёные и Оксфорда и Кембриджа привыкли обращаться за подтверждением и расширением привилегий и иммунитетов в первую очередь к светской власти. Это имело место в большей степени благодаря английскому королю, чем Папе. Начиная с правления Генриха III, каждый король подтверждал уже существующие привилегии английских университетов, дополняя их.[10]
Первое упоминание об оксфордском ректорстве, ставшем олицетворением корпоративности преподавательской гильдии, встречается в решении от 1214 года. Это решение содержит как минимум три ссылки на ректора. Они, тем не менее, вставлены таким образом, что не ясно, была ли должность ректора уже существующей, но вакантной, или фактически учреждалась этим решением, либо же она выносилась на обсуждение в качестве возможно введённой в будущем. Вероятно, положение дел выглядело следующим образом: ректорство предполагалось как формальная должность, которую создавали с тем, чтобы епископ Линкольна вскоре занял её.[11]
Не известно, когда был назначен первый ректор, но есть основание предполагать, что Магистр Джефри де Люси стал ректором где-то между июнем 1214 и августом 1216 года, и что он являлся одним из первых, занявших этот пост. Преподаватели, вновь собравшиеся в Оксфорде в 1214 году, попытались избрать «ректором» Роберта Гросстеста, но их усилия присудить ему этот титул оказались отвергнутыми епископом Линкольна Хью Уэльсским. Первоначально ректор являлся должностным лицом епископа и осуществлял делегированные епископские полномочия. Тем не менее, уже на ранней стадии он стал избираться преподавательской гильдией. С того момента, как должность ректора оказалась поставленной над преподавателями и отдельно от них, он был представлен одним из их числа и становился воплощением автономии гильдии. Ситуация повторялась в точности в Кембридже. Ректорство в английских университетах было отлично от ректорства в университете Парижа. В то время как последнее было в значительной степени внешним по отношению к преподавательской гильдии и временами выглядело главным препятствием для роста её самостоятельности, английские ректоры являлись олицетворением своих университетов в их общении с внешними властями, как со светскими, так и с церковными.[12]
В Англии на рубеже XII-XIII веков, помимо Оксфорда, уже имелись удобно размещённые и признанные центры образования. Любой из них мог показаться более подходящим для зарождения studium generale, чем Кембридж. По мнению таких известных исследователей истории английских университетов как Дж. Купер и А. Коббан решающим фактором в возникновении университета в Кембридже стал массовый отъезд преподавателей и учёных из Оксфорда в 1209 году, одна колония которых разместилась в Рэдинге, а другая в Кембридже.[13]
Вполне возможно, что рэдингский контингент, расположившийся на небольшом расстоянии от Оксфорда, намеревался вернуться, как только будет восстановлено обычное положение дел. Побуждения кембриджской партии были, вероятно, более неопределенными. Часть изгнанников возвратилась в Оксфорд после обнародования решения папского легата в 1214 году.[14] Это даёт возможность предположить, что для некоторой части кембриджской партии переселение всегда носило временный характер. В отношении тех, кто остался, непонятно, существовало ли намерение основать конкурирующий университет с самого начала или это стало целью только после опыта кембриджской колонизации. В любом случае возникает вопрос, почему Кембридж был избран в качестве места переселения охотнее, чем, скажем, Нортгемптон, имевший известную школу с конца двенадцатого столетия. Вероятный ключ может быть обнаружен в тех обстоятельствах, что некоторые кочующие преподаватели, кажется, являлись уроженцами Кембриджа, а некоторые – Восточной Англии; это могло бы послужить основанием для выбора Кембриджа группой оксфордских изгнанников в 1209 году. Кроме того, в числе оксфордских преподавателей, переселившихся в Кембридж, был и некий Джон Грим, являвшийся представителем известной кембриджской семьи и состоявший в должности преподавателя школ в Оксфорде в 1201 году, должности, предшествующей положению ректора.[15] Понятно, что столь влиятельная фигура со значительными кембриджскими связями вполне могла стать организатором группы, переселившейся в Кембридж. По мнению М. Хакета, основание университета также связано с окружением Юстаса, епископа Эли, между 1197 и 1215 годами. Некоторые из его помощников определённо являлись оксфордскими преподавателями и могли использовать своё влияние на епископа, чтобы заручиться его поддержкой для создания академического поселения на территории Элийской епархии.[16] Присутствие этих оксфордских магистров в свите епископа Эли может, следовательно, иметь отношение к выбору Кембриджа одной из групп оксфордских изгнанников.
В случае самых ранних европейских университетов, таких как Болонья, Париж, Монпелье, Оксфорд или Паленсия, нелегко определить точно, когда входившие в них гильдии либо преподавателей, либо студентов приобрели легальное корпоративное положение. В числе характеристик такового, как понималось в то время, были следующие: право избирать должностные лица, право вырабатывать статуты и проводить их в жизнь, право обращаться в суд и быть судимым как «фиктивное лицо» и право совместно владеть собственностью и печатью. Для спонтанно развивающихся университетов реализация этих прав являлась последовательным процессом. Доказано, что парижские преподаватели образовали узаконенную корпорацию самое позднее к 1215 году. Однако, ситуация с английскими университетами менее определённа. Хотя, в отношении Оксфорда, решение суда от 1214 года показывает меру корпоративной сплочённости, в документе нет ничего, подразумевающего, что Оксфорд в то время официально рассматривался как легальная корпорация. Письмо кардинальского легата Галы де Бишери от 11 марта 1217 или 1218 года, адресованное преподавателям и студентам, живущим в Оксфорде, упоминает их всех в совокупности как universitas. Означала ли эта номенклатура законную корпорацию в официальном смысле или использовалась в неофициальном контексте, не совсем понятно.[17] В одном из трёх предписаний, изданных Генрихом III в мае 1231 года – в приказе, который упоминает дисциплинарные вопросы и аренду жилья в английских университетах – кажется, содержится предположение, что ректор и преподаватели, как Оксфорда, так и Кембриджа могут действовать как легальная корпорация.[18] Исходя из этого, могло бы быть, вероятно, доказано, что к 1231 году преподавательские гильдии английских университетов имели общепринятое королевское признание в качестве легальных корпораций и что, вероятно, особенно в случае с оксфордскими преподавателями, они обладали этим признанием за несколько лет до этой даты.
Возрастающая корпоративная зрелость Кембриджа доказана скорым возникновением должности ректора, впервые зарегистрированной 4 июня 1225 года, спустя всего шестнадцать лет после оксфордского переселения.[19] Предполагается, что кембриджское ректорство учреждалось в прямое подражание ректорству Оксфорда, которое, кажется, было введено в действие к сентябрю 1215 года. Первоначально, кембриджский ректор задумывался как епископский агент, осуществляющий порученные епископом Эли полномочия, и это аналогично связи между оксфордским ректором и епископом Линкольна. С церковной точки зрения кембриджское ректорство означало, что университет рассматривается как строго определённый церковный институт в пределах Элийской епархии, и что, подобно всякому другому епархиальному подразделению, он является объектом приложения епископской юрисдикции.
Самое раннее известное папское признание Кембриджского университета в качестве академической корпорации содержалось в документе Григория IX от 14 июня 1233 года. Оно адресовывалось ректору и университету в Кембридже и жаловало им решающую судебную привилегию ius non trahi extra, согласно которой члены университетской корпорации не могли быть вызваны в церковный суд вне Элийской епархии до тех пор, пока они не решили свои дела в суде ректора или епископа. Эта привилегия являлась чрезвычайно важной: она описывалась Рэшдалом как характерная привилегия для университетов в Северной Европе.[20] Весьма примечательно, что Париж был пожалован равноценным правом только в 1245, а Оксфорд только в 1254 году – первое зарегистрированное папское признание оксфордского университета в качестве академической корпорации, дарованное через двадцать один год после признания, оказанного Кембриджу.[21] Поскольку привилегия ius non trahi extra касалась только Парижа и Оксфорда, учёные этих городов были неподсудны церковным судам за их пределами, тогда как Кембридж приписывался к епархии Эли. Эта разница, вероятно, способствовала выгодному юридическому статусу кембриджских учёных. Тем не менее, привилегия являлась, по сути, одинаковой, для всех трёх университетов.
Булла Папы Иоанна XXII от 1318 года только укрепила уже существующий университет без повышения его статуса. Это имеет существенное значение для истории средневекового Кембриджа. Под этим подразумевается, что Папа отнюдь не присвоил, даже официально, статус studium generale Кембриджскому университету. Эта булла была издана по просьбе Эдварда II. Папское подтверждение лишь упрочило положение успешно акклиматизировавшегося академического центра, признаваемого в качестве studium generale на протяжении большей части тринадцатого столетия.
Однако Оксфорд, кажется, никогда не был обеспечен папской буллой, особо подтверждавшей его положение как studium generale с сопутствующим ius ubique docendi (правом присуждения ученой степени) – негативное условие, в которое университет Оксфорда оказался поставленным в средневековый период наряду с провинциальным французским университетом Анже. Ходатайства о рассмотрении статуса Оксфорда подавались папству в нескольких случаях. В 1296 году епископ Линкольна Оливер Саттон и епископ Карлайла Джон Холтон одновременно прислали письма Бонифацию VIII, предлагая пожаловать Оксфорд привилегией полного равноправия с другими ведущими университетами, особенно с университетами во Франции. Позднейшая просьба, возможно, была отправлена в 1290-х годах лично Эдвардом I, хотя в целом этот вопрос не решён. Однако, несомненно, что и Эдвард I в 1303-4 и Эдвард II в 1317, 1320 и 1321 годах обращались к Папе относительно привилегий для Оксфорда, неизменно подчёркивая его старшинство над Парижским университетом.[22]
Какой бы ни была причина отказа в папской ратификации оксфордского статуса, практический эффект оказался преуменьшен, ибо действие ius ubique docendi на самом деле строго ограничивалось. При этом стечении обстоятельств Оксфорд не являлся ущемлённым в любом смысле.
Как церковные институты в составе епархии, Оксфордский и Кембриджский университеты являлись предметом обычной юрисдикции епископов Линкольна и Эли соответственно, а также епархиальной юрисдикции архиепископа Кентербери. Необходимо подчеркнуть, что отношения английских университетов с церковными властями в средневековую эпоху не должны рассматриваться в изоляции, напротив, они должны были выглядеть как часть общеевропейской модели подобных отношений.
В большинстве случаев признавалось, что, хотя университет мог продолжать функционировать под незначительным влиянием внешней власти, академическая гильдия являлась автономной легальной корпорацией, стоящей вне церковной структуры.
Первоначально ректоры Оксфорда и Кембриджа рассматривались исключительно в качестве должностных лиц епископов Линкольна и Эли, обладавших собственной юрисдикцией. Но сравнительно рано, ещё в начале тринадцатого века, должность ректора трансформировалась в выборного главу судебной гильдии. Ректоры считались членами преподавательских гильдий и воплощением их общих усилий по достижению автономного статуса.
В Оксфорде сложилась непростая ситуация, характеризующаяся нежеланием епископа Линкольна полностью признавать назначение и статус ректора, так как это существенно умаляло его собственную власть. Что касается института ректорства в Кембридже, то здесь не обнаружено доказательств того, что его учреждение сопровождалось подобными препирательствами с епископом Эли. И если в первом случае должность ректора эволюционировала постепенно, буквально вынуждая главу епархии мириться с этим фактом, кембриджское ректорство явилось подражанием оксфордскому, и епископ изначально санкционировал её дальнейшее развитие.
В XIII-XIV веках английские университеты, подобно любой другой церковной структуре внутри епархии, неизбежно должны были подчиняться епископальной юрисдикции. В то же время ректоры английских университетов оказывались в качестве глав университетов и обладали возрастающей практической судебной властью. Епископальная позиция заключалась в том, что ректоры осуществляли свои полномочия только по доверенности епископа. Справедливости ради необходимо отметить, что епископы Линкольна и Эли не слишком вмешивались в ежедневное управление делами университетов Оксфорда и Кембриджа, но это практическое невмешательство не аннулировало их законных прав поступать таким образом. Так как ректоры являлись фактически представителями местных епархиальных властей, епископы требовали для себя права вмешиваться в ректорскую юрисдикцию в любой момент по своему усмотрению. По этой причине епископы Линкольна и Эли настаивали на том, чтобы они продолжали принимать апелляции непосредственно из ректорского суда и имели право осуществлять инспектирование университетов, как и любых других религиозных учреждений в пределах епархии.
Шесть или даже семь из девяти епископов Линкольна, которые возглавляли епархию между 1209 и 1362 годами, ранее являлись преподавателями в Оксфорде, и два из них – Роберт Гросстест и Оливер Саттон – провели большую часть своей жизни в университете, а Гросстест к тому же известен как один из его старейших ректоров.[23] Давняя близость с университетом, тем не менее, не смягчила позиции бывших ректоров, когда они вознеслись до сана епископа Линкольна - все, в той или иной степени, проявили по отношению к университетам суровый патернализм, намереваясь сохранить положенные им епископальные полномочия. В 1214 году епископ Линкольна, Хью Уэльсский, выступал против присвоения Роберту Гросстесту звания «ректора», так как этот титул относилось к кафедральному сановнику, который уже существовал в Линкольнском соборе. Когда же Гросстест сам стал епископом, он не выказал склонности пойти навстречу университетским стремлениям к автономии и подтвердил своё право контролировать пожалование преподавательской лицензии. Он пытался воздействовать на преподавание теологии и препятствовал самостоятельному использованию печати университетом.[24] Гросстестовский преемник в должности епископа, Генри Лексингтон, сохранил эту агрессивную оппозицию университетским требованиям независимости. В 1255 году он добился папского подтверждения церковной юрисдикции над всеми клириками в городе Оксфорде, а в 1257 оспорил право университета издавать статуты, касающиеся всех его членов в целом.[25] Его преемник, Ричард Грэйвсенд, в свою очередь, по-видимому, оказался более уступчивым в общении с университетом и до момента его изгнания вследствие поддержки, оказанной им Симону де Монтфорту, и участия в восстании 1264-5 годах, университет был свободен от епископального ограничения и имел благоприятную возможность настаивать на самостоятельности.[26] Тем не менее, ситуация драматически изменилась, когда Оливер Саттон сменил Грэйвсенда в 1280 году, и до конца его епископата (1299 год) отношения с университетом оставались натянутыми из-за острой юрисдикционной вражды по поводу разделения полномочий ректора и епископа в университетских делах. Таким образом, несмотря на то, что Саттон ранее являлся членом правления Оксфордского университета по искусствам и, кроме того, преподавал каноническое и гражданское право, он, приняв сан епископа, стал претендовать на полное подчинение университета епархии.[27]
По сравнению с осложнённой оксфордской ситуацией, общение Кембриджского университета с епископом Эли и архиепископом Кентербери протекало относительно мирно. По вопросу апелляций в 1264 году Кембридж и епископат разработали дружественный modus vivendy. В этот год Хью де Бэлшем, епископ Эли, уступил университету привилегию, согласно которой апелляции должны были из ректорского суда поступать в университетские собрания и только затем к епископу.[28] Это была именно та процедура, которую оксфордские преподаватели отстаивали семнадцать лет спустя в споре с епископом Саттоном.
Подводя некоторые итоги, можно отметить значительную роль церкви в становлении английских университетов. Ее влияние было многофакторным. С одной стороны, высшие церковные власти легализовывали возникающие университеты, брали их под свою юрисдикцию – это повышало социальный статус академической корпорации, защищало университетскую гильдию от произвола светских властей (местных и центральных), что в конечном итоге способствовало дальнейшему развитию университетов. С другой стороны, местные епископы (Линкольна и Эли) пытались поставить университеты под свой контроль, ибо первые ректоры Оксфорда и Кембриджа были назначены ими, т. е. выступали как их ставленники. Сама же университетская корпорация в начальный период ее становления (XIII век) рассматривалась местными церковными властями как обычное епархиальное учреждение. Это в свою очередь не могло не вызвать трений между университетами, стремящимися к полной автономии, и местными церковными властями.
[1] Липатникова Г. И. Вступительная статья//Документы по истории университетов Европы XII-XV веков. Воронеж, 1973. С. 7.
[2] См: Суворов Н. С. Средневековые университеты. М., 1897; Липатникова Г. И. К истории основания Пражского университета. Воронеж, 1984; Университеты Западной Европы // Средние века. Возрождение. Просвещение. Иваново, 1990; Традиции образования и воспитания в Европе XI-XVII веков. Иваново, 1995; Рутенбург В. Н. Университеты итальянских коммун // Городская культура: средневековье и начало нового времени; Университет и духовная культура Дании (XV-XVIII вв.) // Там же.
[3] Григорьева И. Л. Оксфордский гуманизм рубежа XV-XVI вв. и контакты с ним Эразма // Университеты Западной Европы. Указ. соч.; Кудрявцев О. Ф. Ренессансный гуманизм и «Утопия». М., 1978; Руяткина Т. М. Томас Эллот, английский гуманист первой половины XVI века // Интеллектуальная история в лицах – семь портретов мыслителей средневековья и Возрождения. Иваново, 1996.
[4] Rashdall R. The Universities of Europe in the middle ages. Oxford, 1936; Curtis H. Oxford and Cambridge in Transition, 1558-1642. Oxford, 1959; The History of the University of Oxford. Oxford, 1986.
[5] Cobban, A. B. The Medieval English Universities Oxford and Cambridge to c. 1500. Los Angeles, 1988; The Medieval Universities: their development and organization. London, 1975; Medieval Student Power//Past and Present, no. 53 (1971).
Bean, C. R. W. Plague, population and economic decline in England in the later middle ages//Econ. Hist. Rev., 2nd ser., xv (1962-3).
Stone, L. The Size and Composition of the Oxford Student Body 1580-1910//The University in Society 2 vols.). Princeton and London, 1975.
Platt, C. The English Medieval Town. London, 1976.
Cheney, M. G. Master Geoffrey de Luca, an early chancellor of the University of Oxford//E.H.R., lxxxii (1967).
[6] Victoria History of the County of Oxford, iv. Oxford, 1979, 11, 364-5, 381.
[7] Cobban, A. The Medieval English Universities… p. 40.
[8] Rashdall, H. Op. cit., iii. 33-4; Cobban, A. The Medieval English Universities… p. 44.
[9] Southern, R. W. From Schools to University, p. 29; Kibre, P. Scholarly Privileges in the Middle Ages. London, 1961, pp. 268-9; Cobban, A. The Medieval English Universities … p.45.
[10] Kibre, P. Op. cit., pp. 269.
[11] Cobban, A. The Medieval English Universities … p. 102; Southern, R. W. From Schools to University, pp. 31; Cheney, M. G. Master Geoffrey de Lucy, an early chancellor of the University of Oxford//E.H.R., lxxxii (1967), pp. 750.
[12] Cobban, A. The Medieval English Universities … pp. 102-3.
[13] Cooper, J. Medieval Oxford//V.C.H. Oxon. iv. Oxford, 1979, i. 34; Cobban, A. The Medieval English Universities … p. 53.
[14] Hackett, M. B. The Original Statutes of Cambridge… pp. 44, 47.
[15] Cobban, A. The Medieval English Universities … pp. 48, 54.
[16] Hackett, M. B. The Original Statutes of Cambridge… p. 47.
[17] Salter, H. E. Medieval Archives of the University of Oxford, History, i. 16-17; Cobban, A. The Medieval English Universities … p. 56.
[18] Hackett, M. B. The University as a Corporate Body//The History of the University of Oxford…, i. 49; Cobban, A. The Medieval English Universities …p. 57.
[19] Salter, H. E. The Beginning of Cambridge University//E.H.R., xxxvi (1921), pp. 419-20; Cobban, A. The Medieval English Universities …p. 57.
[20] Rashdall, H. Op. cit., i. 342.
[21] Ibid.
[22] Kibre, P. Оp. cit., p. 290.
[23] Lawrence, ‘The University in State and Church’, p. 99.
[24] Ibid., pp. 100-2.
[25] Lawrence, ‘The University in State and Church’, p. 105; Rashdall, Universities, iii. 116-17.
[26] Lawrence, ‘The University in State and Church’, p. 106; Rashdall, op. Cit., iii. 118.
[27] Hill R. M. T., ‘Oliver Sutton, Bishop of Lincoln, and the University of Oxford’, pp. 1 ff; The Rolls and Register of Bishop Oliver Sutton 1280-1299, iii (1952), pp. xiii-xxiii, lxiv-lxxvii; Lawrence, ‘The University in State and Church’, pp. 106-11, and Rashdall, op. Cit., iii. 118 ff.
[28] Hackett, The Original Statutes of Cambrige University, pp. 223-4.