© Автор: Евсеев В.А.; Панютина М.Н.
Изучение взаимоотношений городов и университетов является составной частью проблемы средневекового города – важнейшего феномена развитого феодализма.
Становление и рост английских университетов в течение XIII века повлёк за собой конфликты между университетами и городами, как конкурирующими корпорациями, а также между отдельными представителями академической и городской общин. Возникшее напряжение имело двойственное происхождение. Оно проистекло из привилегированного положения университетских обитателей в качестве клириков и всё более возрастающей роли ректоров в юридической, социальной и экономической жизни граждан.
Возникновение английских университетов могло приветствоваться горожанами как стимул городской экономики. Приток значительного количества преподавателей и студентов, которые должны были жить и работать в арендуемом жилье, являлся очевидной выгодой и для муниципальных землевладельцев, и в такой же степени для представителей обслуживающих профессий: торговцев пергаментом, переплётчиков, художников-иллюстраторов, продавцов канцелярских принадлежностей и т. п. Тем не менее, несмотря на эти экономические выгоды, выпавшие на долю горожан, привилегии, последовательно оказываемые университетам английскими королями, и, прежде всего, Генрихом III,[1] приводили к периодическим столкновениям между горожанами и учёными.
Полномочия английского университетского ректора, охватывающие сферы гражданской, уголовной и церковной юрисдикции, аккумулировались постепенно посредством серии королевских хартий и папских пожалований. К XIV в. оксфордский и кембриджский ректоры достигли беспрецедентной власти, не превзойдённой в средневековый период где-либо в других университетах.[2] Они получили судейство по всем гражданским тяжбам между учёными и горожанами, за исключением вопросов земельной собственности, и по всем уголовным делам между ними в пределах Оксфорда и Кембриджа, не считая убийств и нанесений увечий, оставшихся в компетенции королевской судейской корпорации. Последней областью вмешательства в жизнь горожан стало включение ректоров в экономические дела университетских городов. С 1355 в Оксфорде и с 1382 года в Кембридже ректоры получили решающий контроль над рыночной торговлей[3] посредством поддержания твёрдо установленной цены на хлеб, вино и эль, надзора над весами и мерами и решения прочих вопросов городской торговли.
Появление университетов в качестве значительных сил в городских делах привело к ограничению полномочий муниципальных властей. Несмотря на множество спорных вопросов – например, совместное установление платы за жильё, арендованное школярами, – сотрудничество между представителями университета и города являлось нормой, но иногда мирный ход их взаимоотношений нарушался серьёзными конфликтами. В 1248 году в Оксфорде шумная ссора повлекла за собой убийство шотландского студента, после чего университет потребовал прекращения чтения лекций. Епископ Линкольна Роберт Гросстест пригрозил нарушителям постановления отлучением, а муниципалитет, в результате королевского вмешательства, был оштрафован на восемьдесят марок.[4] Генрих III, занимаясь урегулированием этого вопроса, пытался ввести принцип, согласно которому в случае признания любого жителя Оксфорда виновным в убийстве или причинении вреда учёному, вся светская община города должна была взять на себя ответственность и понести последующее наказание.[5] В 1255 году им были предприняты дальнейшие усилия по защите оксфордских учёных от нападок городских жителей. Четыре члена городского управления и восемь горожан должны были действовать в качестве помощников мэра и судебных приставов в вопросах нарушения спокойствия. Они должны были иметь возможность в судебном порядке преследовать злоумышленников, нарушителей покоя и бродяг, а также тех, кто укрывал уголовников.[6]
Более драматическим примером вооружённых событий, имевших место на улицах Оксфорда, стал бунт в День Святой Схоластики 1355 года. Эта кровавая драка, продолжавшаяся в течение трёх дней, началась как трактирная ссора, втянувшая группу школяров. Она вылилась в серию столкновений между учёными и горожанами. В ходе затянувшейся борьбы многие с той и с другой стороны были ранены, а некоторые убиты, и, кроме того, большое количество домов и академических построек оказались разгромлены.[7] В результате королевского расследования этих событий несколько главных оксфордских городских зачинщиков были заключены в лондонский Тауэр, а университет и город вынуждены были уступить свои привилегии королю. Тем не менее, городские привилегии были впоследствии возвращены в урезанном виде, в то время как привилегии университета существенно увеличивались.[8] Действительно, урегулирование последствий бунта Дня Святой Схоластики в пользу университета наложило отпечаток на ярко выраженное доминирующее влияние последнего в гражданских делах. Ректору предоставлялась полная ответственность за рыночную торговлю.[9] Епископ Линкольна на год наложил на город запрет и последующую епитимью, заключавшуюся в том, что ежегодно в День Святой Схоластики мэр, судебные приставы и шестьдесят горожан обязаны посещать мессу в Церкви Святой Марии за упокой душ этих учёных и других убиенных в бунте.[10]
Хотя эти события и привели к утверждению гражданской власти университета, бунт Дня Святой Схоластики не закончился конфликтом между городом и университетской корпорацией. Соперничество и борьба продолжались и омрачали отношения между горожанами и учёными на протяжении всего средневековья. Бунт Дня Святой Схоластики явился последним из чрезвычайных кровавых стычек. Дальнейшие раздоры в основном разрешались менее насильственными мерами, с большей готовностью прибегнуть к судебным тяжбам и правительственным апелляциям.[11]
Оксфордская модель взаимоотношений между учёными и горожанами была воспроизведена в том же духе и в Кембридже. Хартией Генриха III от 22 февраля 1268 года, написанной по образцу одной из хартий 1255 года, пожалованной Оксфорду, городская роль в поддержании закона и порядка была обрисована следующим образом: два члена городского управления и четыре старейших горожанина при содействии двух принявших присягу мужчин в каждом церковном приходе, должны были содействовать мэру и судебным приставам в сохранении спокойствия в интересах как клириков, так и мирян.[12] Университет выражал недовольство тем, что эти функции выполнялись некомпетентно, и в апреле 1270 года было подписано новое соглашение при содействии наследника престола. По нему поддержание закона и порядка становилось совместным делом университета и города.[13] Согласно этой схеме, десять горожан – семь из города и три из предместий – должны были ежегодно избираться вместе с пятью учёными из английских графств, тремя из Шотландии, двумя из Уэльса и тремя из Ирландии, и все вместе они несли ответственность за сохранением мира. Учёные должны были оказывать помощь горожанам в задержании правонарушителей, будь то клерикальные или светские. Избранным преподавателям вменялось в обязанность составление списков начальников и обитателей общежитий с тем, чтобы легко устанавливать и наказывать незаконных жителей; изгонять из университета и города Кембриджа упорных правонарушителей, а в случаях затруднений прибегать к помощи короля и его тайного совета; и, наконец, как клирики, так и горожане давали клятву поддерживать привилегии университета.
Тем не менее, этим соглашением не удалось остановить разногласия между учёными и городскими жителями в Кембридже. В 1322 году разразился серьёзный конфликт, в ходе которого горожане, подстрекаемые мэром и судебными приставами, атаковали колледжи, общежития и постоялые дворы, занятые учёными, некоторые из которых были ранены, а другие отправлены в тюрьму. Во время этих атак было конфисковано много книг и имущества, убит священник и уничтожены предписания, касающиеся привилегий университета. После возникновения угрозы распада университета король приказал придать правосудию мэра, четырёх бейлифов и 319 человек за их участие в этих событиях.[14] Дальнейшие столкновения разыгрались в 1371 году: учёные ворвались в дома ряда горожан и побили их владельцев, а бейлифы были серьёзно поколочены вооружённой группой, включавшей школяров и местного ректора.[15]
Длительная история конфликта предшествовала самому разрушительному сюжету в отношениях между кембриджскими учёными и городскими жителями, то есть бурным событиям, произошедшим в июне 1381 года во время крестьянского восстания под руководством Уота Тайлера.[16] События в Кембридже характеризовались союзом между мэром, горожанами и крестьянами из графства, объединившимися для нападения на университет, его персонал и для захвата коллегиальной собственности, а также на монастырь Барнуолла. В числе множественных актов мародёрства были: совершение налёта на Колледж Тела Христова и расхищение или сжигание его памятников, так как колледж являлся третьим по величине крупнейшим землевладельцем в городе и сборщиком непопулярных рент; нападения на дома различных горожан, в том числе на дом Роджера Гарлестонского, бывшего членом парламента от Кембриджшира с 1376 года, мировым судьёй, как графства, так и города; разграбление университетской казны в Церкви Святой Марии и сжигание её архивов; нападение на Барнуоллский монастырь и т. п.[17] Согласно сообщению в парламентском свитке мэр, судебные приставы и горожане принудили университет и его колледжи отречься от королевских привилегий, согласиться придерживаться древних традиций города и отказаться от всех судебных процессов против горожан.[18] Университет и колледжи были вынуждены отдать свои хартии привилегий и прочие документы, сожжённые затем на рыночной площади в знак символического разрушения юридических цепей, якобы сковывавших горожан.[19]
Восстание в Кембридже было подавлено вооружёнными отрядами под предводительством епископа Нориджа, а для выяснения повреждений, нанесённых университету, монастырю Барнуолла и прочим отдельным лицам, понёсшим ущерб или потери от восставших, была назначена серия судебных разбирательств. Только один горожанин был повешен, но экс-мэр Эдмунд Листер и бейлифы должны были ответить перед парламентом в декабре 1381 года. Отказ от привилегий, вырванный угрозами у университета и колледжей, объявлялся парламентской властью недействительным и не имеющим силы, а мэру и бейлифам приказывалось передать привилегии города в руки короля.[20] Они были восстановлены королевской хартией от 1 мая 1382 года, за исключением тех, которые имели отношение к регулированию рыночной торговли.[21] В 1382 году король передал контроль за ценами на хлеб, вино и эль и надзор весов и мер в Кембридже и его окрестностях из-под юрисдикции города под юрисдикцию ректора университета, вместе со всеми карательными инструментами, необходимыми для принуждения.[22] В этом отношении результат волнений в Кембридже в 1381 году перекликается с бунтом в День Святой Схоластики в Оксфорде в 1355 году. И именно также, как Оксфордский университет достиг доминирующего влияния в гражданских делах после 1355 года, Кембриджский университет приобрёл несомненную силу в городе после 1381 года.
Через свои суды ректоры английских университетов начали распространять юрисдикцию не только на всех членов академической общины, но также на всё увеличивающуюся армию так называемых «привилегированных лиц», состоящую из представителей обслуживающих университет профессий. В этом отношении английские университеты стали последователями континентальной практики, начатой в Болонье и Париже.[23] С начала XIII столетия оксфордский ректор определённо претендовал на юрисдикцию над всеми без исключения университетскими слугами, но категории «привилегированных лиц» впервые были официально установлены Эдуардом I в хартии 1290 года.[24] По ней неакадемический персонал, являвшийся объектом ректорского суда и освобождённый из-под городской юрисдикции на то время, пока он остаётся в пределах окрестностей университета, представлен слугами учёных, церковными сторожами, торговцами пергаментом, художниками-иллюстраторами, писарями, цирюльниками и всеми носившими ливреи или мантии клириков. К середине XV века, согласно договору между университетом и городской корпорацией от 1458 года, вышеприведённый перечень «привилегированных лиц» был расширен за счёт включения в него звонарей, поставщиков, экономов, портных, поваров, прачек, бедных детей, прикреплённых к учёным и клирикам в пределах университета, извозчиков и посыльных, служащих у учёных.[25]
Эта ситуация, касающаяся «привилегированных лиц», была сравнима с Кембриджем. Королевская хартия от 10 декабря 1383 года устанавливала ректорскую юрисдикцию над всеми ректорскими слугами и над прислугой отдельных преподавателей и учёных.[26] Количество «привилегированных лиц» увеличивалось принятым совместно университетом и городом решением от 11 июля 1502 года, в котором оговаривалось, что экономы, повара, дворецкие и прачки всех колледжей и общежитий, университетские церковные сторожа и все аптекари, доктора, хирурги, торговцы канцелярскими товарами, художники-иллюстраторы, писари, продавцы пергамента и переплётчики должны иметь привилегии учёных до тех пор, пока они занимаются своим ремеслом.[27] Увеличение числа «привилегированных лиц» и в Оксфорде и в Кембридже неизбежно привело к конфликту с городом: так же, как в случае с учёными, «привилегированные лица» избежали многих обязанностей и налогов, выпавших на долю их знакомых городских жителей, и оказались освобождены, во многих важных отношениях, из под юрисдикции городских судов. Особым поводом для недовольства являлось то, что городской житель мог зарегистрироваться как прислуга учёного только номинально, и таким образом приобрести статус «привилегированного лица» и получить защиту ректорского суда. Иногда это становилось способом защитить его от текущих неприятностей в городе и гарантией того, что все судебные дела, в которых он мог фигурировать, были бы расследованы в университетском суде. В другом случае горожанин мог пытаться стать «привилегированным лицом» с тем, чтобы использовать ректорский суд для осуществления более скорого и дешёвого возвращения долгов, чем то, которого он мог добиться во внеуниверситетских судах. Городские корпорации выступали против подобных незаконных действий, и феномен «привилегированных лиц» являлся на протяжении столетий предметом периодического пересмотра и компромисса между университетами и горожанами Оксфорда и Кембриджа.
В некоторых конфликтах в английских университетских городах не существовало отчётливого разграничения между учёными и городскими жителями. Конкурирующие партии временами укомплектовывались смешанными группами представителей университета или города. Также достойно внимания то, что в конце XIII и XIV веках сведения об убийствах и судебных делах в городских документах Оксфорда большей частью показывают, что они были более обычными между учёными, чем между учёными и горожанами, и что насильственные смерти среди последних были более часты как результат действий, совершённых другими горожанами или посторонними людьми, не имеющими постоянного местожительства в Оксфорде, нежели школярами.[28]
Если брать средневековые университеты в целом, то, складывается впечатление, что обитатели Оксфорда и Кембриджа поддерживали более эффективный уровень сотрудничества со своими городскими хозяевами, чем тот, который был достигнут в некоторых континентальных университетах, особенно с ярковыраженным космополитическим уклоном, где отношения с горожанами имели тенденцию становиться чрезмерно беспокойными.
[1] Kibre P. Scholarly Privileges in the Middle Ages. L., 1961. Pp. 268-324; The Privileges of the University of Cambridge. Ed. G. Dyer. 2 vols. L., 1824. V. I. Pp. 5-53.
[2] Cobban A. The Medieval English Universities Oxford and Cambridge to c.1500. Los Angeles, 1988. P. 259.
[3] Salter H. Medieval Oxford. Oxf. Hist. Soc., C., 1936. P. 57; Catto J. Citizens, Scholars and Masters// The History of the University of Oxford, V. I. Oxford, 1984. P. 163.
[4] Kibre P. Op. cit. Pp. 274-275.
[5] The Mediaeval Archives of the University of Oxford. 2 vols. Ed. H. Salter. Oxf. Hist. Soc. 1xx, 1xxiii, 1917-1919. V. I. Pp. 18-19.
[6] Ibid. Pp. 19-21.
[7] Oxford City Documents 1268-1665. Ed. J. Rogers. Oxf. Hist. Soc. xviii. 1891. Pp. 245-268.
[8] Pantin W. Oxford Life in Oxford Archives. Oxford. 1972. P. 101.
[9] The Mediaeval Archives... V. I. Pp. 152-157.
[10] Oxford City Documents1268-1665… Pp. 259-260, 261-266.
[11] Pantin W. Op. cit. P. 102.
[12]Annals of Cambridge. Ed. C. Cooper. 4 vols. Cambridge, 1842-53. V. I. Pp. 50-51.
[13] Ibid. Pp. 52-53.
[14] Ibid. Pp. 79-80.
[15] Ibid. Pp. 110-111.
[16] Cam H. The City of Cambridge. V. C. H. Camb. V. III. Ed. J. Roach. Oxford, 1959. Pp. 8-12.
[17] Ibid. P. 11.
[18] Annals of Cambridge. V. I. P. 121.
[19] Ibidem.
[20] Cam H. Op. cit. V. III. Pp. 11-12.
[21] Annals of Cambridge. V. I. Pp. 125-126.
[22] Ibid. Pp. 124-125.
[23] Kibre P. Op. cit. P. 162; Cobban A. Op. cit. P. 269.
[24] The Mediaeval Archives. V. I. Pp. 88-94..
[25] Cobban A. Op. cit. P. 270.
[26] The Privileges of the University of Cambridge. V. I. Pp. 86-88.
[27] Ibid. Pp. 97-98.
28 Records of Mediaeval Oxford. Oxford, 1917. Pp. 3-56; Oxford City Documents 1268-1665… Pp. 150-174.